Обноженный - [12]

Глава 245

Светана с Филькой, злобно косясь друг на друга, удалились. Фриц, охая, постанывая и лелея попавшуюся мне в захват свою правую руку, поднялся на ноги.

Я с глубоким сомнением рассматривал этот экзотический экземпляр хомосапиенса, которого прибило к моему порогу течение здешней жизни.

Типичный рождественский поросёнок. «К Рождеству заколем». Какая от него может быть польза? Загнать на болото к Христодулу? — Через месяц сдохнет. Пожалуй, самое правильное решение.

Но откуда-то вылезла старинная американская мудрость: «У каждого белого — должен быть свой негр».

Здесь смысл не по Платоновской «Республике»: «у каждого, даже самого бедного гражданина, должно быть не менее трёх рабов».

Тут идея не экономическая, а мировоззренческая. Поэтому есть и немецкий аналог: «У каждого немца должен быть в жизни свой еврей». Поскольку Русь во все времена — страна многонациональная, то импортные мудрости можно экстраполировать: у каждого русского должен быть свой немец, еврей, янки, татарин, литовец, армянин… Просто как пример перед глазами. Типа разговора с самим собой:

— Нельзя так напиваться. Стыдно. Опять эта морда нерусская будет хихикать и рассол предлагать.

А можно получить от этого «розового поросёнка» какую-то материальную выгоду? Кроме мировоззренческого стыда?

— Ганс, скажи-ка мне…

— Нихт! Я не есть «ханс», я есть Фридрих!

Ты смотри — ещё и ерепенится!

— Да я тебя сейчас Шариком назову — и ты загавкаешь! А не будет звонкого лая — подвешу под кнут. К утру сдохнешь.

Икнул и заткнулся. Что такое «торговая казнь» — представляет. Прожить три года на «Святой Руси» и не увидеть, как людей кнутом насмерть забивают… Бывает. Если жить у медведя в берлоге.

— Ты сам-то откуда?

— Их бин айн бюргер фон келн.

«Фон»? Дворянин, что ли? Тогда почему «бюргер»?

— Кёльн?

— Я! Я!

А говорит он на кёльше — западносредненемецком диалекте. Поэтому вместо das у него будет dat. Но мне пофиг — я немецкого не знаю. Понимает он почти всё, а вот говорит плохо. Значит, строим допрос в форме «да/нет». У меня уже один такой собеседник есть — «живой мертвец» называется. Теперь вот — «живой немец» появился.

Что же ты, «пока ещё живой немец», из себя представляешь?

— Ты каменщик?

— Я! Натюрлих! Масон.

Не понял. Вот эта розовая битая поросятина — мечта каждого «истинно русского просриота»?! Ну, чтобы найти «корень всех проблем русской нации» и… выкорчевать на корню?

— Иудей?

— Нихт, нихт! Христиан. Котолишен.

Ишь как перепугался: еврейские погромы в Германии — их давний национальный маразм. Они с этого ещё Первый Крестовый поход начинали. Полез за ворот, вытащил крест, сейчас ещё и псалмы петь начнёт.

А жаль: давно мечтал посмотреть хоть одним глазком на живого жидо-массона. И спросить:

— Ребята, а где мои деньги? Ну, типа доли от предприятия. От развала Союза, от создания Союза, от Гибели Империи, от Создания Империи, и так далее — вплоть до татаро-монгольского нашествия, Крещения Руси и призывания Рюрика. Он же, как говорят, тоже из ваших. Вы всё это — «историю России» — понаделали, пока мы в этой России груши околачивали. Наверное ж — не за просто так? Отдайте дольку.

А тут такое разочарование — простой вестфальский католический масон.

— Нихт! Нихт вестфаллен! Саксон.

Ага. Он саксонец, потому что Вестфалии ещё нет. Пока Саксонией называют земли между Рейном и Эльбой. Там, где жили племена саксов, когда их завоевал Карл Великий и его папа Пепин Короткий. Через несколько лет после нашего с Фрицом разговора, Фридрих Барбаросса рассорится со своим двоюродным братом Генрихом Львом, герцогом Саксонии, отберёт у него владения и назовёт эти земли Вестфалией. А Саксонией начнут называть земли к северу, между Эльбой и Балтикой — земли западных славян-бодричей.

— Раз ты масон из Кёльна — ты строил «Трёх царей»?

— Вас?! Вас фюр драй кёнинг?

Причём здесь «нас»? Не у нас, а у вас.

А, опять вперёд забегаю. Через три года Барбаросса увезёт из Милана реликвию: мощи «Трёх царей» — кости волхвов, которые явились приветствовать новорождённого Иисуса под Вифлеемской звездой.

Барбаросса отдаст их своему военачальнику, канцлеру, другу и союзнику, кёльнскому архиепископу Райнальду фон Дасселю. Тот построит раку — золотую пирамидку из трёх гробиков. Для хранения раки сто лет будут строить знаменитый Кёльнский собор в 157 метров высотой. Это место станет традиционной площадкой сбора всевозможных ландскнехтов и прочего вооружённого сброда. А «Три царя» — элементом их баек, песен и клятв. Но — позже.

— Мост Константина ещё стоит?

Мост в Кёльне, римской Колонии Агрипины — построен по указу императора Константина Великого, мама которого откопала Крест Животворящий в Иерусалиме.

— О! Брюке! Мост! Нихт! Мост — нет. Сейл фёхре. Э-э-э… зиехен.

Не понял. Фриц начинает бурно жестикулировать. Хватает рушничок и, обмотав им скамейку, таскает по комнате. Это что, паром? Паромная переправа? А как же мост? А, развалили ещё в 10 веке. Ну ни на минуту оставить нельзя! Мост уже развалили, собор ещё не построили… Чего он себя так кулаком в грудь колотит?

— Их бин масон хох!

Что-то «хох» на немецком… — у меня позитивных ассоциаций не вызывает.