На вершине полукилометровой лестницы как ни в чем ни бывало торчали по постройке «смирно» два милых таких вышибалы… в самых настоящих доспехах и с копьями.
— Ролевики? — вслух предположила я.
Моя копия обернулась, вопросительно вскинув брови, но я, едва прикинув, как буду объяснять ей все теми же жестами, с чем едят ролевиков, тотчас же отмахнулась: так, бурчу себе под нос бессмыслицу…
Только бы выбраться отсюда. Уже неважно, что работы я лишилась часа три назад, — просто безумно хотелось к тем людям, с которыми можно хотя бы нормально поговорить. Необходимость изъясняться жестами и знаками бесила до чертиков, безумно тянуло заорать на всю площадь: «Да хватит придуриваться, отпустите меня домой!!!», — и удерживала меня только мысль о том, что никто все равно меня не поймет, а злиться впустую — не самая лучшая идея.
И, если уж кто-то свихнулся настолько, что решил меня похитить, и нашел на это средства — то что мешало такому человеку найти хоть какого-нибудь переводчика? Не говоря уж о цели столь сомнительного мероприятия…
Аааа!! Бесит, бесит, бесит…
Моя копия мирно прошествовала к охранникам, словно не замечая адского числа ступенек (я к тому моменту еле доползла до середины лестницы — а ноги уже подгибались от усталости и неудобной обуви, позаимствованной у все той же копии), и о чем-то заговорила с ними — на все том же шипяще-поющем языке, в котором я так и не услышала знакомых по звучанию слов. Когда я наконец завершила подъем, ролевики как раз перестали изображать солдат на параде и обмякли, опираясь на копья, а девушка распахнула огромные двери, за которыми обнаружился еще более внушительный холл: осветить его полностью оказались неспособны даже ряды здоровенных люстр, сияющих где-то под потолком — в углах зала все равно залегали глубокие тени.
Из другого конца помещения к нам спешил еще один незнакомый субъект при полном параде — вплоть до злосчастного галстука-бабочки, но на сей раз хотя бы обутый, — однако ввиду размеров оного помещения он мог спешить еще очень и очень долго, не реши моя копия пойти ему навстречу. По дороге она в очередной раз разразилась шипяще-поющей тирадой, от которой мужик немного окосел, пытаясь одновременно пялиться вытаращенными глазами и на меня, и на копию, а потом вообще резко развернулся и драпанул в противоположном направлении.
— Ну чего опять?! — не сдержавшись, взвыла я. — Я домой хочу!!! Или не очень… — задумчиво закончила я, некстати вспомнив про отсутствие работы и гору грязной посуды, чуть не подпирающую потолок. Все-таки надо было пользоваться одноразовой — мусор я хоть не забываю выносить.
Моя копия обернулась, окинув меня скептическим взглядом (ну да, да, я уже тебя в плечах и шире в талии, поэтому твоя одежда на мне так по-дурацки сидит, и что с того?!), и тяжело вздохнула, перебирая в воздухе пальцами, — видимо, судорожно обдумывала, как мне объяснить поведение этого расфуфыренного субъекта. Но я вдруг поняла, что не так уж оно мне и интересно — просто очень-очень хочется спать…
* * *
Голоса толкались в ушах, явно пытаясь если не покалечить среднее ухо, то хотя бы порвать барабанные перепонки; звуки болезненно отдавались где-то в голове, колкими вспышками разгуливая по черепной коробке, но гаже всего было то, что я даже пошевелиться не могла: лежала, ни чуя ни рук, ни ног, цепенея от скребущегося в печенках первобытного ужаса.
— Нет! Опорный узел надо создавать в лобных долях, иначе она ничему научиться не сможет!
— А память подтереть? Или ты думаешь, ей так легко будет признать, что все идет по плану?
Какого черта они пытаются со мной сделать?..
Тело не двигалось, а в ответ на попытку заговорить в горле противно закололо.
Да что за?..
— Она очнулась, — наконец заметил самый проницательный голос. — Оставьте как есть.
— Но ведь мы не закончили! — возмутился менее проницательный.
— Я тебе потом самому поставлю «переводчика», пока ты в сознании. Чтоб жизнь медом не казалась, — любезно предложил первый. Следом раздалось полупроглоченное икание и задушевный кашель, из чего я заключила, что такие предложения особенно хорошо идут под нож у горла.
Веки подниматься отказывались.
Руки и ноги по-прежнему не чувствовались и никак не реагировали на нервные импульсы.
Черт, неужели они?..
На фоне закрытых век так ясно предстал мой собственный четвертованный силуэт с прижженными ранами и завязанными глазами, что меня прошиб холодный пот, а где-то в животе судорожно сжался склизкий комок; страх остаться никому не нужной калекой смел остатки дрожащего сознания — я закричала, срывая голос, рефлекторно свернулась в позу эмбриона, рывком, ни о чем не думая, только бы, только бы не…
Гмм. Нет, ноги и руки у меня все-таки оказались на месте, о чем я мигом пожалела.
Второй крик вырвался больше из-за того, что в кожу мигом воткнулись миллионы игл — затекшие конечности начали приходить в более-менее рабочее состояние, потревоженные резким движением; я орала как резанная, выплескивая и эту боль, и свой страх, и боязнь, что больше никогда не вернусь к привычной жизни, и раздражение, мучившее меня весь вчерашний день, — затихла, лишь когда голо-совые связки ощутимо кольнуло, замерла, прислушиваясь к эху головной боли, угасающему где-то за затылком. И вдруг поняла, что совершенно спокойна — что бы ни случилось, я жива и цела. Все будет хорошо. Я постараюсь.
