Облик - [10]

недалеко от Британского Музея. Мама холодно смотрит на папу. Нас не волнует, находится ли

здание на вершине Британского Музея или, скажем, в Лондонском Зоопарке. Это больница. Где

педиатры и онкологи принимают своих новых пациентов. Детские онкологи это врачи, которые

имеют дело с онкологическими заболеваниями у детей. Мой словарный запас растет с каждой

минутой.

Внутри оно огромное, полное блестящих этажей и знаков, указывающих на места, где люди

лечат множество болезней со страшными названиями, многие из которых я впервые слышала. В

коридорах улыбчивый персонал в красочной униформе спешит мимо семей с серыми лицами,

точно такими же, как у мамы и Авы, когда они впервые узнали. Как и все, мы выглядим

потерянными.

Мы тратим двадцать минут, чтобы найти коридор, где врач-консультант Авы, доктор

Христодулу, принимает пациентов. Несмотря на то, что папа – высококвалифицированный

академик, он, кажется, не может следовать простым указаниям.

Мы сидим в зале ожидания, избегая смотреть в глаза другим семьям. Машинально мама и

папа оглядываются по сторонам, чтобы найти что-нибудь почитать. Вы не можете быть

переводчиком с французского и бывшим профессором истории, если всю жизнь вы не читаете

почти все, что попадает вам в руки. Мама берет единственную газету. Папа уходит в журнал с

большим количеством записей, который, как оказалось, называется «Хорошее Домоводство». Все

равно он его читает. Возможно, он найдѐт несколько советов для стирки. Ава уже полностью

погрузилась в чтение старой копии «Мари Клер». Так что для меня остается только «Hello!». Я

скоро буду знать о красивых домах и неудачливых в любви жизнях второсортных знаменитостей

больше, чем когда-либо хотела или нуждалась. К счастью, врач-консультант управляется на пять

минут раньше графика. Голова медсестры появляется в двери зала ожидания, чтобы показать, что

можно войти.

Консультация идѐт как в тумане. Доктор Христодулу не так стар, как я ожидала, – на самом

деле моложе Папы, с гладким, без морщин лицом и чѐрными волнистыми волосами. Должно быть,

он закончил обучение очень быстро. Интересно, он действительно уже может быть

"высокоуважаемым экспертом‖. Но ради Авы, он должен быть.

Он объясняет, что тип еѐ лимфомы называется болезнью Ходжкина. Шишка у неѐ на шее –

не опухоль, как я себе это представляла, а увеличенные лимфатические узлы. Я не знала, что у нас

есть лимфатические узлы, но теперь я знаю, и у Авы рак. Как только они узнают, как далеко он

распространился, то начнут применять химиотерапию, много сильных лекарств, которые

несколько недель будут заполнять еѐ кровь, пока не избавятся от болезни. И если это не сработает,

они попробуют лучевую терапию.

Чудесно. Теперь нисколько не страшно.

– Но ты хорошо выглядишь, Ава, – говорит врач, улыбаясь. – Это хорошее начало.

Он не первый человек, который говорит, что Ава хорошо выглядит. Далеко не первый. Это

просто необычно в этих обстоятельствах. Она по-прежнему застенчиво улыбается, как будто

забыла, зачем мы здесь. Я думаю, что она пытается сосредоточиться. И он неплох сам по себе, как

и все детские онкологи. Я действительно должна перестать замечать такие вещи.

– Мой секретарь запишет вас на другие необходимые тесты. Это займет всего несколько

дней. Лучше сделать все тесты вместе.

Мама сморкается в платок; она уже использовала почти всю коробку, заботливо

поставленную рядом с ней. Я думаю, что мы все слегка влюблены в доктора Христодулу. Даже

папа выглядит не таким серым, как пять минут назад.

– И вы можете сделать так, что ей станет лучше? – спрашивает он, кашляя.

Врач немного колеблется.

– Я не могу давать никаких обещаний. Но я могу сказать, что лечение очень эффективно.

Более девяноста процентов наших пациентов полностью излечиваются.– Затем он обращает своѐ

внимание к Аве.– Сейчас, пока вы здесь, я хотел бы, чтобы наш флеботомист взял пробы. – Он

улыбается нашим бледным лицам. – Пробы крови. Это не займѐт много времени.

Следующее, что мы осознаем, мы снова в коридоре. Аву и маму отводят туда, где обитают

флеботомисты – где-то в подвале. – Папе и мне предлагают вернуться в комнату ожидания.

Я хочу поговорить с папой о последней части разговора – о лечении болезни. Девяносто

процентов успеха – это здорово, конечно. Это достаточно много в любом деле. Но у меня

предстоящий экзамен – математика, и я совершенно уверена, что если вы берете девяносто

процентов от ста, это значит, что десять процентов людей не всегда вылечиваются. Что с ними

происходит? Однако папа уже снова уткнулся в «Хорошее Домоводство». Он не совсем избегает

меня, но я могу сказать, что он не готов говорить. Эта мысль тоже приходила ему в голову.

Вместо разговора я беру брошенный рядом со старым местом Авы «Мари Клер» и листаю

его. В нѐм более ста страниц с совершенными, невероятными телами в бикини и туфлях на