Облдрама - [75]

— Да постой ты…

Шаги нагоняли.

— Нет у меня, — шарил по карманам Троицкий.

— Да подожди ты, — не отставали от него. Их было двое.

— Ты чего, Вить, — удерживал приятель пьяного, — пошли домой.

Троицкий слышал за спиной их дыхание.

Пьяный поравнялся с ним, и вдруг резко ударил его в лицо. Троицкий отшатнулся и зажал лицо руками. На пальцах появилась кровь. Его ударили ещё — внутренности и легкие окаменели. Следующий удар раздробил окаменелость — на мгновение он ослеп и оглох.

«Что это со мной?»

Троицкий оторвал от земли чугунную голову и услышал, как убегали по улице парни. С трудом встал, хотел бежать за ними. Его шатало и бил озноб. Он достал платок, прижал его к лицу.

Почти бессознательно он шел к гостинице, выбирая, пустынные улицы и глухие переулки. И сам не заметил, как оказался перед домом Ланской. Перешел улицу, остановился у филармонии, и оттуда пытался заглянуть в окно её комнаты. Он надеялся, вдруг она одна? Снег слепил его, жесткий намокший воротник плаща неприятно холодил шею, а он всё пятился, запрокинув голову, пока не уперся затылком в стену. На окнах непроницаемо желтели светлые шторы. От неудобно запрокинутой головы мутилось в глазах, мокрое лицо чесалось, шея затекла, глухими толчками билась в затылке кровь. Постояв в раздумье, зайти или нет, он вспомнил Новую Руссу, её «стараемся», их встречу в театре, представил, как она удивится, увидев его в таком виде, и нужно будет что-то объяснять, — и повернул к гостинице.

Глава десятая

XXVIII

После вечернего спектакля руководство театра смотрело ввод Троицкого. Книга и Игорь Станиславович сидели в первом ряду, за ними в середине зала — Шагаев и Ланская, директор примостился у самого выхода.

Ольга Поликарповна скороговоркой проговаривала текст, не глядя на партнера, внятно произнося только последние слова, служившие Троицкому репликами.

Хлопнула дверь. Неслышно ступая, прокрался через весь зал Тушкин.

— Я сейчас всс-всс-всс-всс, — засвиристел он в подставленные уши Уфимцева и Книги.

— Когда же его выпишут? — громко спросил Михаил Михайлович.

— Всс-всс-всс-всс, — свиристел Тушкин, мягко, по-кошачьи изгибаясь от уха главного к уху Михаила Михайловича.

— Назначайте, — вполголоса распорядился Уфимцев.

Хмыкнула Ланская, о чем-то перешептываясь с Шагаевым. Тот поймал за руку Тушкина, продвигавшегося по партеру короткими перебежками, и спросил:

— В среду пойдет спектакль… а кто?

— Всс-всс-всс — Горский, — освобождаясь от руки Шагаева, пятился Тушкин, будто невидимым лассо выволакиваемый из зала.

— Горский будет в среду играть? — прервав себя на полуслове, спросил со сцены Троицкий.

— Это кто вам позволил останавливаться? — прикрикнул на него Михаил Михайлович. — Продолжайте.

— Я хочу знать, в среду в этом спектакле играет Горский? — повторил свой вопрос Троицкий.

— Продолжайте показ, — потребовал Уфимцев.

— Кто играет в среду, Горский?

— Всё! С меня хватит! — подхватилась со стула Ольга Поликарповна и, метнув в зал негодующий взгляд, быстро ушла со сцены.

— Как вы себя ведете? Кто позволил вам оскорблять заслуженную актрису! — взревел Книга, вцепившись руками в подлокотники кресла. — Вон из театра, сопляк!

— Нельзя так! Что они делают? — поднялась Ланская.

— Успокойтесь, Михал Михалыч, — подойдя, крепко взял его за руку Шагаев. — Троицкий, извинитесь перед Ольгой Поликарповной.

— Ольга Поликарповна, — громко сказал он, заметив её в приоткрывшихся дверях, — извините меня.

Дверь резко захлопнулась.

— И я же виноват?! Меня здесь всё время провоцируют…

— Да как вы смеете, — возмутился Игорь Станиславович.

— Смею! — Троицкий спрыгнул со сцены в зал. — Мне говорят, репетируй, тебе завтра играть, я ночь не сплю — учу текст…

Уфимцев и Книга переглянулись, и тут же встали.

— …прихожу в театр, а там — на завтра уже висит замена спектакля…

Столкнувшись в узком проходе, Михаил Михайлович и главный торопливо покинули зал.

— Кому тогда нужен этот показ? — вслед им кричал Троицкий. — Для чего это делается, Игорь Станиславович? Хотят меня довести, чтобы я ушел из театра?

— Уходите! — обернувшись, показал рукой на дверь Книга.

— Можно было это сказать и без комедии с показом.

— Это верно, — холодно заметил Уфимцев, задержавшись в дверях. — Хватит ломать комедию, и так долго возимся с вами. Надоело. Все свободны.

— Я скоро вернусь, — бросил Шагаев (неясно кому: Инне, Троицкому?) и ушел вслед за Уфимцевым, Книгой и директором.

— Сережа, — неуверенно двинулась к нему Ланская, — послушай меня…

Троицкий оглянулся на неё и вышел в коридор. Ланская за ним.

— Постой… ты и мне хамишь?

Троицкий остановился и демонстративно сполз по стене на пол.

Она в замешательстве стояла перед ним, сидящем на полу, и всё в ней кипело от возмущения. Вдруг она успокоилась, и точно так же, как он, опустилась с ним рядом на пол.

— Ты не допускаешь, что ты можешь быть не прав…

— Не прав?!

— Не кричи. Давай говорить спокойно. Не совсем прав… лезешь вслепую напролом — зачем? Не хочешь видеть реальной жизни театра?

— Не хочу вашей реальности… ни видеть, ни знать. Меня уже пытались здесь купить откровенно грубой похвалой… вот она, ваша реальность. Не хочу. Не будет этого. Никогда!