Облако - [4]

— В том–то и загвоздка, что таких сведений у нас нет, — вздохнул я.

— Ну да, — кивнул Терновский. — Погрузили тело в машину, притащили в морг, сказали, что инфаркт…

— Кто же думал, что огнестрельное ранение? Судя по всему, никто не слышал выстрела. Мы это ещё будем уточнять, но похоже, что дело обстоит именно так: никаких деталей, ничего подозрительного, упал человек и умер…

— Вот я и говорю: приплыли, — согласился Терновский.

— Как по–вашему, велико ли расстояние выстрела? — поинтересовался я.

— Одно могу сказать, — развёл руками судмедэксперт: — стреляли с неблизкой дистанции.

— То есть с дальнего расстояния? — уточнил я.

— Видите ли, Трофим… э-э… Иваныч, — пустился в рассуждения Терновский, — «неблизкая дистанция» и «дальнее расстояние» — это, как говорится, две разницы. Точно установить дистанцию выстрела мы можем только тогда, когда видим на коже жертвы следы копоти, металлических частиц, порошинок…

— А если бы увидели это, то сколько же метров было бы тогда от преступника до жертвы?

— Ну, скажем, полтора метра. В крайнем случае, два.

— Ну и ну!

— А дальше порох и металлические крошки не летят…

Он ещё раз развёл руками и изобразил на лице сочувствие. Терновский передал мне пулю для баллистической экспертизы и сообщил, что кожу, фрагменты внутренних органов и повреждённые кости Вохрина отправит на гистологическое исследование в лабораторию.

Несколько дней пришлось ждать результатов экспертизы. В кусочках лёгкого, печени и аорты покойного были обнаружены инородные бесцветные частицы и — вот что интересно! — «разнокалиберные комплексы растительных клеток», а если проще — то фрагменты каких–то растений. Нашли бы это в желудке — я б не удивился: скушал человек перед смертью какую–нибудь петрушку с укропом, вот и всё, — но в лёгком! В печени! Чудеса… Сей факт, конечно, сразу и прочно отложился в моей памяти, но поначалу никакой вразумительной версии у меня в голове не возникло.

Прислали мне и заключение криминалистической экспертизы пули. Там значилось вот что: «Предоставленная на экспертизу пуля является частью патрона калибра 5,45, выстрелена из штатного боевого оружия типа АК‑74. Ствол автомата малоизношенный. Пуля пригодна для идентификации экземпляра оружия. Следов взаимодействия пули с более плотной, чем её оболочка, преградой, не обнаружено».

«Как же так? — удивился я, прочитав последнюю фразу. — Головной конец пули слегка деформирован, я это хорошо помню. Значит, пуля всё–таки наткнулась на какую–то преграду… Но какую? Это может быть кость покойного или плотное препятствие по ходу траектории полёта. Опять загадки, опять вопросы…»

Мы должны были ответить на самый главный из них: откуда произведён выстрел? Опросил я свидетелей — инженера Лапина, фельдшера Матушкину, а также врача и шофёра «скорой помощи». Как это ни удивительно, дали они достаточно противоречивые показания. Лапин заявил, что Вохрин лежал головой к колодцу, уткнувшись лицом в землю, и он, Лапин, Вохрина перевернул, чтобы выяснить, жив ли сосед. Фельдшерица сказала, что убитый лежал головой к садовому домику да к тому же на спине. Врач же со «скорой» вообще мало что запомнил, потому что сразу кинулся к пострадавшему и, стало быть, окружающую обстановку не изучал…

Наша группа тщательно осмотрела ближайшие деревья и строения и ничего подозрительного не обнаружила. Ни щербинки какой, ни вмятины в стене… Пошли мы в ближайший лес, побродили среди деревьев, чуть шеи не сломали от усердия… да най–дёшь ли что–нибудь в такой ситуации? Знать бы хоть приблизительно, откуда стреляли…

Составили мы план местности. К северу, в сотне метров от места падения Вохрина, был лес, а за ним, в полутора километрах на северо–запад, стояла войсковая часть. А вот на северо–востоке, в двух километрах от дачи убитого, за железной дорогой, оказалось стрельбище! Ясно было, что выстрел сделан откуда–то отсюда: или из воинской части, или со стрельбища. С юга, с запада и с востока стрелять не могли: полёту пули помешали бы садовые домики. Если, конечно, считать, что это был горизонтальный выстрел, а не откуда–нибудь, скажем, с неба или из задницы самого чёрта. Потом и воинскую часть пришлось исключить: на пути возможной траектории полёта пули был обнаружен целый посёлок садовых домиков, принадлежавший другому предприятию и построенный чуть ли не нынешней весной. Мы, конечно, эти дачи тоже исследовали — и снова неудача. Таким образом, оставалось только стрельбище. И хотя до него аж целых два километра, но… больше ведь стрелять неоткуда было. Если, разумеется, не из леса, который гораздо ближе. Из леса могли бы пальнуть нарочно и прицельно, а вот со стрельбища долетела бы только пуля шальная, случайная.

Стали мы копать эту версию — «стрельбище». Выяснилось, что по воскресеньям (а Вохрин погиб именно в воскресенье) стрельбы здесь никогда не ведутся. Мы, однако, не поверили, облазали всю территорию, но так ничего и не нашли.

И тут возникла в моей голове мыслишка: а что я привязался к этому стрельбищу? Вообще, возможны ли такие повреждения, какие у Вохрина, при выстреле с расстояния два километра? Кто, чёрт побери, должен ответить на этот вопрос: я или всё–таки судебный медик? Терновский заявил, что нет такой методики — по характеру ранения определять расстояние выстрела. Наука, мол, бессильна. Даже в специальной литературе, говорит, сообщения на подобную тему носят единичный и, как он выразился, «достаточно казуистический характер». Ох уж эти мне медики!..