Обитаемая. Восхождение в рай - [21]
- М-м-м. Еще чуть-чуть. - Теплая постель не из холодных скользких камней, а из мягкого, чистого спального мешка, нежно напомнила детство.
Мирка насупилась, уголки губ ехидно поползли к ушам, заключенная склонилась к подушке и грозно зашипела:
- Заключенный семьсот тридцать два эм. Подъем!
Сердце рвануло в галоп, черный водопад взметнулся, сквозь распахнувшиеся веера ресниц в панике метнулся янтарный взгляд, тело сжалось в ожидании неизвестности.
- Хм, сработало. - Мирка весело взглянула на ладную фигурку замершей каталонки. Мариса затравленно огляделась и, унимая дрожь, утопила тесную каюту в визге:
- Дьявол тебя раздери! Пресвятая Дева Заступница, Мария Милостивая! Мирка! Разве так можно! - Покрытые мелкими шрамами руки пришли в движение, выражая глубину невысказанных чувств. Блюдца глаз шарят в полумраке. - Господи, прости. Меня же чуть ангелы на тот свет не унесли! - успокаивая сердце и изливая душу Мариса присела рядом, трясущейся рукой перекрестилась и оглядела нескладную подругу, - Смотри, накличешь... Ну?.. Что?.. Я такой сон видела.
- Меня бы точно кандрашка хватила, - послышалось тихое сочувствие пожилой Дарьи.
- Десять минут в порядок и завтрак. - Просветила подруга.
- Мирка-а. - Грустно зашептала Мариса, отчаянно жестикулируя. - Еще девять минут. Девять мину-ут счастья. Я такой сон видела... Цветущая Каталония, родная, теплая Таррагона, дом, мама... - Она шмыгнула носом. - Мама...
- Шшшшш. - Подруга обняла трясущиеся плечи под черным водопадом.
Яркий прямоугольник коридора обрисовал черно-синий китель:
- Кто на Марс захотел? - Заключенные вскочили.
Четыре пары глаз из темноты настороженно уставились на офицера. Колючий взгляд пробежал по каюте: пара скатанных спальных мешков, бардак из комбинезонов, обувь. Нескладная девица в полутьме шмыгнула за спину подруги, смуглая стыдливо укуталась в россыпи черных кудрей.
Дарья, разряжая обстановку, присела, скатывая мешок:
- Простите майор, заключенной кошмар приснился. Она не специально.
Черные кудри мелко затряслись, силуэт в лучах света сжался:
- Я, я не специально. Дева Мария, я, я случайно, я...
Офицер подавил нарастающий рык, вздохнул, вспоминая бессонную ночь, и вышел на очередной шум. В затхлом воздухе пронеслось:
- Восемь минут. - Товарки облегченно переглянулись.
-И за что к тебе Скунс так по-человечески, а? Ну? - Завистливо шепнула Мирка унимающей дрожь подруге.- Не понимаю. - Под веерами ресниц сверкнула слеза, Мариса села на спальный мешок и, подтянув колени, укрылась россыпью черных волос. Во мраке тихо всхлипнула:
-Мммамочка.
-Тебя кто-нибудь ждет?
Мариса выглянула из кудрей и, всхлипнув, шепнула:
-Сынишка.
Тем временем, на другом конце коридора приятели расталкивали Митяя.
- Давай, длинный, просыпайся. - Коротышка ловко присел и аккуратно ухватился за единственную монументальную часть выступающую из спального мешка - смачно сопящий шнобель. Вкрадчиво позвал, - Митя-ай, подъем.
Из темноты раздалось писклявое заикание:
- Н...нне, бэ...б...брат, ннеэ выйдет. Я сэ...сээним неделю на А-а-аргусе был. Видел, как лейтенант е..еэээго пинками леэээчил.
- И? - Мелкий аккуратно потащил шнобель, храп прервался, в темноте разнеслось мерное чавканье.
- Сэ...сэломал ему ребра. - Продолжил писклявый. - Пару раз дэ...дрых так, что эээ...электрошок не п.п.пооомог.
Маленький почесал лысину, задумался:
- Классный у нас программист. Делать-то что?
- Тээ...ты врач - леэчи. - Резонно заключил пискля.
В полоске яркого света выросла тень. Подчеркнуто спокойный голос, маскируя рык, обратился в полумрак:
- Проблемы?
Коротышка отдернул руку, поднял глаза на слепящий силуэт:
- Майор, мы не можем разбудить заключенного.
Силуэт шагнул внутрь:
- В сторону. Ты врач. - Как всегда, офицер не спрашивал - утверждал. Заключенный отскочил к стене, кивнул. - Он дышит?
Лысина вновь блеснула в полоске яркого света:
- И даже храпит время от времени. Но не реагирует.
Офицер медленно приблизился, присел. - Это лечится. - Лицо подсветилось голубоватым сиянием, пальцы побежали по браслету, и, до сокамерников донеслось предпусковое пиканье черного ошейника. Сопящее тело вокруг шнобеля искривилось, обозначив не оформившиеся морщины, прогундосило что-то не связанное и отвернулось на бок. Майор склонился, приложил пальцы к сонной артерии заключенного, покивал в такт пульсу. Коротышка обомлел - офицер, тихо шурша кителем, встал и направился к выходу. По темному полу растекся спокойный голос:
- Заключенный три тысячи двести семнадцать ар мертв. Подготовьте кремацию.
- Как мммммертв. Майор! - Коротышка дернулся к выходу.
- Сээээ...Сээработало. - Заика остановил офицера. - Мэ...Мммитяй воооскрес.- Длинный выполз из спального мешка, обхватил колени и, покачиваясь из стороны в сторону, тихо завыл.
- Это всегда работает. - Палец стукнул по браслету и писк вокруг Митяя стих. Офицер вышел, по дороге бросил через плече:
- Приведите его в чувство. Пять минут.
Дверь отсека тихо пискнула и ушла в стену. Изрядно пыхтя, поминая про себя озверевшее начальство, взмокший Петрович втолкал неизвестно где раздобытый Санычем раритет - древнюю, местами поржавевшую тележку с аккуратно уложенными коробками. Поверх груза, глаза в глаза, прижал уши и шипит полосатый кот. По правую руку пришлепывает ребенок.
Вы когда-нибудь видели молодого только оперившегося беркута? Гордого, с расправленными над обрывом крыльями? Слышали его отчаянный клич? Тогда вы знаете, что происходит дальше. Повзрослевший юнец по доброй воле срывается вниз. К стонущим скалам. К брызгам. Неокрепшие крылья рвут ветер, а мокрые камни растут все быстрей и быстрей… И не у каждого находятся силы пережить этот отчаянный день. Сколько их там, на скалах? Скольких слизали волны. И только дерзкий, отчаянный, гордый сопротивляется даже не дрогнув. У таких хватит сил взмахнуть еще раз.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.