Обезьяны - [161]

— «Чапп-чапп» а ну успокойтесь! Верно, мадам Раушутц вела себя странновато, но думаю, у нас с ней установятся вполне нормальные отношения. А что касается барака, то я с юных лет сохранил ряд навыков, которые позволят нам чувствовать себя здесь более или менее сносно.

Буснер показал, как натягивать москитные сетки и как складывать вещи, чтобы до них не добрались крысы. Он также достал из рюкзака стопку бумажных тарелок, наполнил их парафином и поставил возле гнезд.

— Эти штучки избавят наших многочисленных шестилапых друзей от желания познакомиться с нами ближе, чем нам бы хотелось «хи-хи-хи».

Тут Саймон испытал большое облегчение — да, он каждый день обильно поливал себя самыми разнообразными репеллентами, но ему становилось все труднее изгонять из шерсти клещей, вшей и прочих насекомых, норовивших там поселиться.

Означенное обстоятельство, кстати, сильнее других заставляло Саймона мириться с тем фактом, что он все-таки шимпанзе, как бы глупо это ни выглядело. Трудно отрицать, что у тебя есть шерсть, когда невозможно увидеть волдыри от москитных укусов, скрытые под волосами, но оттого ничуть не менее болезненные.

Группа Буснера — Дайкса почистилась, как смогла, а затем осторожно покинула барак. Осторожно по той причине, что, как всегда в тропиках, ночь вступила в свои права с умопомрачительной быстротой и шимпанзе объяла кромешная тьма — не тьма даже, а словно бы бессознательное самой матери-Земли. Древний лес меж тем гудел, пыхтел, ухал и стонал на дующем с озера ветру. Писк летучих мышей и звон насекомых наполняли остывающий воздух. В некотором отдалении какие-то более крупные животные ломились сквозь джунгли по своим неведомым делам, однако Саймон, как ни напрягал слух, не мог уловить характерные гортанные вокализации диких людей.

На открытой веранде самого большого из бараков стоял длинный стол, напоминавший скорее козлы; за ним и состоялся ужин. Шимпанзе уселись под ночным небом, отражающимся в синей воде озера, и принялись жевать. В меню значились сардины-дага — эту-то рыбу и спешили доставить на берег лодки, которые гости видели на озере, подъезжая к лагерю, — и свежие фиги, то и другое в значительных количествах; в качестве развлечения сотрапезникам предлагалось периодически отрывать глаза от тарелок и, прищурившись, наблюдать за рыбачьими фонарями, качающимися на поверхности озера.

Впрочем, времени на это у них почти не было, потому что первый и единственный ужин в обществе самки-вожака оказался отнюдь не таким скучным, как ожидалось. Перво-наперво выяснилось, что группа Буснера — Дайкса не единственные гости в лагере. Перепрыгнув через ограду веранды и приземлившись на пол, англичане увидели, что их ждет еще одна группа шимпанзе, три самца и пять самок, может быть даже шесть. Все они принадлежали к белой расе — в лучах фонарей их бледные морды ярко светились, — все носили новомодную тропическую одежду, совершенно непригодную для тропиков: куртки из гортекса и прочей синтетики ярких тонов, сплошь усыпанные карманами на молниях, липучках и кнопках. Для чего все это нужно в таком количестве, понять было решительно невозможно.

В такой откровенно нелепой экипировке по Африке могли четверенькать только голландцы.[172] Так оно и оказалось.

— «Xyyyy», — хрипло провокализировала Раушутц, грузно вывалившись навстречу группе Буснера, — вижу, вы уже познакомились с моими гостями, группой ван Грейна из Нидерландов…

— Нет, еще не познакомились, — отзначил за всех Буснер, — но, тем не менее, счастливы быть представлены, их задницам так идут высокотехнологичные новенькие одеяния.

Все шимпанзе поклонились друг другу. Если Раушутц и заметила иронию в знаках Буснера, то не подала виду.

Голландцы поклонились англичанам первыми. Их вожак по имени Оскар, самец с весьма суровым выражением морды, указал, что группа прибыла сюда в качестве представителей нидерландского филиала общественной организации «Проект «Человек», цель которой — добиться хотя бы ограниченного распространения на людей, живущих как в дикой природе, так и в неволе, прав шимпанзе.

— Мы приехали почиститься с мадам Раушутц, — показал он своими коротенькими мерзкими пальцами, — потому что она «хуууу», как бы показать, самая «хуууу» великая самка из ныне живущих…

— Этот ее статус, конечно, обусловлен успехами в сфере возвращения выросших в неволе людей в дикую природу «хууууу»? — вставил Буснер.

— Разумеется «гррннн», но не только. Мы полагаем, что она, знаете ли, в духовном плане превосходит других антропологов. Она, можно показать, почти святая и к тому же не отличается фанатизмом.

Тут Буснер вспомнил, что Раушутц писала в своей книге «Среди людей», и предпочел вытянуть папы вдоль туловища. Однако сама антрополог вовсе не собиралась оставлять без обсуждения столь вовремя поднятую тему. Со своего места во главе стола, на которое она, пышно колыхаясь, взгромоздилась в начале ужина, исследовательница обратилась к сотрапезникам, наслаждавшимся фигами:

— Я «чапп-чапл» очень благодарна Оскару, ведь он защелкал пальцами о духовности. Для меня человек вовсе не какое-то грубое, безмозглое животное, отнюдь нет. Наоборот, общаясь с дикими людьми, я чувствую, как они учат меня, учат своей неподвижностью, своей неприкасаемостью, своей кажущейся изоляцией и одиночеством. Именно так они научили меня, что значит быть шимпанзе. И покажу вам, я не знаю лучших преподавателей этого предмета.