Объект Стив - [48]

— Мой детонатор и все, — сказал Дитц.

Паренек заржал и махнул рукой, пропуская нас.

— Царствуйте, ребята, — крикнул он нам вдогонку.

— Я почти всегда летаю «Фаэтонами». Они наши поклонники.

Мы поднялись на борт, отыскали наши места. Билеты у нас были в отсек, который здесь называли «изысканным классом». Места для ног почти не было, полетного чтива — тоже, кроме старых журналов по внешней политике и каталогов мягкой скульптуры. В спинки кресел были вмонтированы кронштейны с букетиками цветов и ароматическими палочками. Из сетчатых карманов вместе с гигиеническими пакетами торчали чистые ежедневники с тисненой надписью «Раздумья с высоты» на обложке. Кино, которым собирались развлекать нас в полете, судя по распечатанным карточкам, было серией экспериментальных короткометражек, снятых университетом Макгилл в семидесятых.

— Чем нравится мне эта авиалиния, — сказал Дитц. — Они знают свою нишу и разрабатывают ее.

Голос капитана корабля из динамика возвестил о скором взлете.

— У меня сейчас хорошее предчувствие по поводу взлета вообще, — добавил тот же голос, — собственно, почему бы и нет? Ведь все ошибки пилота — только в голове.

Подошел стюард с теплыми полотенцами и стопками водки.

Дитц запалил немыслимых размеров косяк.

— Простите, сэр, — сказал стюард, — здесь это курить нельзя.

Дитц моргнул налитым кровью глазом и дал ему затянуться.

Я огляделся, не выказывает ли кто-нибудь порицания, но, похоже, никто ничего не заметил. На борту было около дюжины пассажиров. Некоторые одеты в кожу, и все спали.

— Киви, — сказал Дитц, — сумасшедшие раздолбай.

— А у них какая ниша? — спросил я.

— Ладно, — сказал Дитц, — я тебя обманул. Это ненастоящая авиалиния. Но ты мне еще спасибо скажешь за их цыпленка в лимонном соусе.

Я заметил еще нескольких пассажиров под одеялами в хвосте салона и на цыпочках прошел мимо них к туалетам. На замке одного была табличка «Надо», на другом — «Хочу». Я зашел в тот, что «Хочу». Дверь стукнулась о пару коленок.

— Извините, — сказал я.

— Заходите.

Я протиснулся внутрь и склонился над раковиной.

— Вот, скидываю друзей в озеро, — сказала девушка с радикальным бальзамом.

— Вам составить компанию?

— Я не знала, что это вы, ебила.

— Ага.

Выйти оказалось непросто — потребовалось изобразить скачок через высокий барьер. Я ткнулся в «Надо». Там оказалось не занято. Я закрылся и уселся на унитаз. Из интеркома закрякал голос пилота:

— Стив, ты весь на нервах. Прием.

— Я не Стив, — сказал я.

— Как ты утомил своими возражениями. Прием.

— Твой голос реально крякает, — сказал я. — Прием.

Мы приземлились через несколько часов. Я взглянул в иллюминатор, когда мы пошли на посадку, и не увидел ничего, кроме развороченной земли и потрескавшихся пустынных дорог, петляющих в никуда. Никакого аэропорта я не заметил. Дитц со мной рядом отключился, недокуренный косяк застрял у него между пальцев. Некоторые из кожаных мужиков играли в хэки-сэк[32] в проходе, перекрикиваясь на очень странном английском. Что-то про н-удного-удода, накирявшегося в сисю в Окленде, кучку тупых мудил. Пилот объявил, что он совершает посадку, и попросил, пожалуйста, воздержаться от ужаса. Я растолкал Дитца:

— Где мы, твою мать?

— Мы в краю мечты. В солнечной Калифорнии. Точнее, в Голливуде.

— Это же пустыня, — сказал я.

— Малхолланд-драйв, — сказал Дитц, — Сансет и Вайн. Бетти Грэбл. Жирный Арбакл.[33] Грязный жирик. Голливудская Аллея Славы. Звезда Стиву. Звезда Дитцу. Мы женимся на бразильских супермоделях. Мы будем сражаться с наркотической зависимостью.

— Это же пустыня, — сказал я. — Здесь даже не та пустыня, куда можно зайти и сказать: «О, я съездил в пустыню. Просадил восемьдесят баксов в автоматах, зато нашел этот череп». Это самая настоящая, блядь, пустыня.

— Ладно, — сказал Дитц, — я тебя обманул. Это пустыня.

Пришлось ждать, пока надуют аварийные трапы. Дитц сказал, что платформа для высадки пассажиров — на последнем издыхании. Новозеландцы в хвосте самолета развлекались «петушиными боями».[34] Когда один мужик разбил себе голову о багажную полку, раздался настоящий взрыв веселья.

— Лихорадка привала, — сказал Дитц.

Мы съехали на поверхность, пошли по этой пустоши. Шли мы довольно долго. С нами была девушка с радикальным бальзамом и несколько ее друзей, плюс какие-то новозеландцы. Еще парнишки в наколенниках для скейта — сказали, что они из Сент-Луиса. Идти приходилось медленно. Каждые несколько футов кого-нибудь сзади сбивали с ног и мутузили в песке. Парню, который поранил голову о багажную полку, опять серьезно досталось. Приятели смеялись над ним и называли пидором. Юные скейтеры плевали ему на голову. Казалось, киви принесли этого парня в жертву вящей славе дружбы народов.

— Насилие столкнется с решительным насилием, — сказал Дитц, но никто не обратил на него внимания.

Мы наткнулись на остатки походного лагеря. Пустые бутылки из-под воды, драные тенты. На костровище были разбросаны почерневшие от солнца визитные карточки и обуглившиеся кости. На камне стояла баночка с блеском, в развилку кактуса воткнут мобильник. Знаки и псевдознаки. Сенситивность и сенсимилья. Говно дурачеств.