О природе - [31]

77

Душам наслаждение или смерть —

          стать влажными;

живем мы их смертью,

          и живут они нашей смертью.

* * *

Философ Нумений, приводя эту цитату, говорил, что, по мнению Гераклита, наслаждение для душ – родиться. Таким образом Гераклит опять уравнивает рождение и смерть как две стороны общих процессов увлажнения души, появления в ней чувственности (влажность и чувственность у Гераклита практически одно и то же, ведь он понимал душу только как испарение и только как восприятие). Как рождение, так и смерть сопровождаются аффектами, которые могут быть восприняты как бы со стороны. Рождение поэтому и называется наслаждением, что при жизни мы испытываем эти аффекты и превращаем их в наслаждение, держимся за жизнь и боимся героической смерти.

Вторая часть высказывания Гераклита может быть понята по-разному: и как указание на посмертную славу, и как просто магистральный метод Гераклита, для которого жизнь и смерть – это моменты действия Логоса при самореализации его огня, так что как только все меряется мерой Логоса, жизнь и смерть оказываются лишь вспомогательными понятиями, зависимыми друг от друга и потому недостаточными для объяснения истины мировых процессов.

78

Нрав человеческий не мыслит,

а божественный – мыслит.

* * *

Трудности понимания этого высказывания в том, как толковать существительное «нрав» (греч. слово «этос», от которого произошло и слово «этика») и глагол «мыслить» (буквально «иметь замысел», греческое «гноме», объединяющее в себе значения мысли и намерения). Следует учитывать, что сама идея рационального обоснования всего, в том числе суждений о человеческих поступках, еще не утвердилась в философии, Гераклит только вводил свое понятие Логоса как рационального принципа, и поэтому выражения вроде «разумное основание поступков» или «обоснование нравственности» были бы невозможны в этой философии.

Поэтому нрав – это слово, близкое к «поступок», если понимать его не как исключительное действие, а как в выражении «о человеке судят по его поступкам», а «мыслить» – это не столько подвергать действия рациональной проверке, сколько обосновывать бытие как таковое, иметь «проект» (в смысле современного английского project) относительно всего, с чем сталкиваешься.

Итак, можно понять эти слова так: люди совершают опрометчивые поступки и плохо ведут себя и на войне, и в мире потому, что не могут отнестись к жизни как к проекту, к замыслу, в котором есть какой-то смысл; тогда как божественный ум, ум богов или героев, не страшащихся смерти, впервые по-настоящему мыслит жизнь и утверждает свободу мироздания, утвердив свободу мысли. Эти слова ближе всего стоят к «диалектике господина и раба» Гегеля, где именно божественный ум, не страшащийся смерти, делает раба господином. Это рассуждение цитирует античный критик христианства Цельс, обвиняя христиан, презиравших мирскую мудрость и предпочитавших мудрость Креста, в несамостоятельности мысли, неуважении к собственным интеллектуальным истокам и зависимости от отвергаемой ими античной философии. По мнению Цельса, христиане заимствовали мысли Гераклита, не ссылаясь на него.

79

Для духа слова взрослого —

                    детский лепет

как слова ребенка для взрослого.

* * *

Дух (демон) здесь самое общее название божества, фактически синоним божественного ума из предыдущего выражения: это может быть и божество, духовное существо, и обожившийся герой. Ребенок по-гречески νήπιος “нэпиос”, то есть буквально не говорящий, не владеющий словом-эпосом, а умеющий только нечленораздельно лепетать (то же, что латинское infans или украинское немовля). Здесь тот же корень, что в слове «эпос» (речь, повесть), – в чем можно видеть и скрытый выпад Гераклита против эпиков и вообще любых вещателей-демагогов, владеющих этим эпосом, которые оказываются как младенцы в сравнении с теми героями, к которым они пытаются обращаться и о которых пытаются говорить.

80

Надлежит знать,

что война всеобща,

что возмездие есть распря,

что все возникает в распре

                    и одалживаясь.

Лебедев очень точно толкует эти слова как соединение трех семантических кодов: «Всякое индивидуальное явление мира множественности порождается за счет победы в «войне» над своей противоположностью (военный код), либо в результате победы в судебной тяжбе (ἔρις – судебный код), либо «беря в долг», одалживая субстанцию и время существования у своей противоположности. Например, день заимствует продолжительность у ночи (за счет ее сокращения) или зима – у лета (долговой или хозяйственный код)» (Л 306).

В таком случае мы предлагаем восстановить сюжет этого отрывка примерно так: возмездие, то есть установление справедливости, есть не удовлетворение чувств и даже не удовлетворение бытия, а только эпизод войны, то есть некоторого всеобщего устройства природы, по отношению к которому любая развязка (трагический катарсис, освобождение, возвращение справедливой нормы) есть лишь эпизод. Никакая война невозможна без взятия в долг, мы одалживаем хотя бы время на войну у своих дел. Но так как долг возвращается по неким общим законам, то война всеобщая, потому что хотя бы свидетелями долга и его возвращения являются все, раз все еще и за возмездие и справедливость.