О любви… - [2]

Поразительная контрастность — это лицо Бразилии. Португальская корона устроила здесь свою резиденцию, когда дела в Европе шли слишком плохо, и управляла страной отсюда, в изгнании, в средние века. Отсюда, конечно, изобилие феноменально убогой архитектуры, которая, конечно, подчеркивает былое величие. Заводы, фабрики, джунгли — вот она, страна номер один Латиносии. Небольшое количество в процентном соотношении белых; метисы и мулаты — потомки местных индейцев и негров, завезенных в несметном количестве для работы на плантациях. Ах, ну еще группа Сепультура родом отсюда, пожалуй, единственная группа, которая была популярна у нас еще с конца 80-х (на самом деле мало кто помнит, что предварительно Макс Кавальера женился на, будущей менеджером банды, американке. Так что, несмотря на то, что Сепультура — бренд, тем не менее, стартовали они из Штат, правда, всегда подчеркивая свои Бразильские корни. Это было сладкое время, жара уже не так давила на меня, я впал, что называется, в роман. Два продукта разных культур схлестнулись, и это было похоже на ураган. Маша поражала меня своей продвинутостью. Дышать в одно дыхание… о да, это было самое точное выражение. Мы ездили в родной Машин мегаполис Сан Пауло, и даже тусовались на концерте Сепультуры, которая буквально через пару лет выпустит свой Данте ХХI (посредственнейший альбом, к слову, альбом достойный добротного середнячка, а не группы с таким именем). Мог ли я об этом мечтать в школьные годы, когда какая-то, подчеркну, какая-то бразильская группа была и звучала так экстремально, я вспоминаю свой маленький город на югах, конец 80-х, кассеты с записью Сепультуры.

Это было жутко прикольно, я всасывал дыхания этого города и Маши заодно. Всей этой упадочной архитектуры, этих театров, построенных еще португалами, блеском стекла и бетона новостроек и нищетой бедных кварталов. Ужиная в кабаках вечернего Пауло, я понимал, что, на самом-то деле я не люблю Марию, но какая-то магия: меня тянуло к ней. Трудно объяснить или дать точное определение. Секс? Нет ее магия была не только в этом. Конечно, когда происходит сближение, ну, блин, полярных культур — секс, наверняка, один из самых важных факторов. Повторюсь, я переживал не первый акт любви с латиноской, как и не первый роман — это было большее… Мне было просто хорошо. Я предпочитал молчать, когда страсти заходили слишком далеко. Она, как в общем-то многие люди в этих местах, жутко открытая и эти люди, повторюсь, живут не на поводу у разума, а на поводу у чувств, и не важно, что будет завтра: главное — то, что сегодня, эти люди отдают себя до конца (возможно эти страны именно поэтому живут в кризисе 200 лет). Мы подпитывали друг друга и задыхались от желания знать друг друга.

Вскоре меня уже знали на ее районе: это немного комично — местные старушки расшаркивались, ахахаха, «дон Алесандро». Вообще, в тех местах все отличается от нашей ментальности: если к синьорите ходит много синьоров — это хорошо, а вот у нас к «популярным» чувихам совсем другое отношение — бабки на лавочках будут шептаться и обзывать шлюхой (возможно из зависти) это повсеместно. Латниосия это совршенно диаметральная тема. Там все наоборот: если к синьорите не ходят мужчины — это, бля, плохо! Поверьте на слово — еще и за руку отведут, если будешь париться с номерами квартир.

Кокаин? Бразилия в принципе отличается от золотых кокаиновых стран Латиносии — он там есть, однако он и дороже, и не так популярен, конечно, цены не сопоставимы с Европой, но и не даром, как в Перу, Колумбии или Венесуэле. Я спросил Машу: «Может занюхаем пару дорог?» на что вдруг эта женщина сделала страшные глаза и начала орать, как в сериалах: «Алекс, он убил кучи звезд, он покалечил миллионы людей и наш ребенок?» «Ребенок?» Я тормознулся… «Постой, — сказал я, — а…» «Ты не кабальеро, Ты просто иностранец, которому плевать нам меня, — орала она, — но я не позволю впитать ему ни грамма этого яда! Мои знакомые плохо заканчивали, играя с ним». Я почувствовал себя как миллионы мужчин в этом мире те, которые попались в силки слов «Наш ребенок». История, бля, безусловно, банальна. Она настолько стара, что будет актуальна во все времена. Эти простые слова вернули меня в реальность. Я спросил в лоб: «Ты беременна?» «Послушай! — заорала она. — Ты родился вчера? Да?» Я терялся, если честно, машинально, почти автоматически спросил: «Ты хочешь ехать в Украину?» Мысленно представляя Машу в шубе, которую я куплю, чтобы она не мерзла, и шепот старушек на лавочках при нашем выходе в сити: «Привез негретусю, наших девок, типа, мало». Но было не смешно: смешно, когда это случается с кем-то, не с тобой. «Нет, мне не нужна УкраинА, — Маша, как всегда, делала ударение на последнюю А в названии страны, — Я люблю Бразилию, я люблю этот воздух, пусть мы бедные, но он вырастет Доном, он будет кабальеро, и никогда не узнает, кто его отец». «Почему ОН?» — спросил я, потому что дальше последовала, как я понимаю, брань. «Может быть только ОН! Я ненавижу Тебя», — она бросилась с кулаками на меня, ее острые ногти (символ женственности) впились больно и, даже видимо не слабо, расцарапали меня, но я не чувствовал боли, все было, как в тумане: реально, я такой весь продвинутый чувак, стал ватным в один момент. «Но я так люблю Тебя» — и это было сказано без пафоса, потому что мы уже валились в кровать. Утро. Бобы, мясо — народное, блин, бразильское кушанье, мы смотрим друг на друга: я опасливо, если честно, в душе, Мария улыбается — от нее веет заботой и любовью.