О! Как ты дерзок, Автандил! - [73]
– А вот еще про приветствие «От сердца к Солнцу»… Историки пишут, что Гитлер заимствовал эту символику у древних римлян. Сейчас ее называют зигой. Приветствие обозначает: «Идущие на смерть приветствуют тебя!»
Папа мальчика болезненно затряс головой.
– В истории много мифов, Алексей Иванович! Крылатая фраза «Славься, Цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!» не найдена ни в одном историческом документе Древнего Рима. Она упоминается лишь в сочинении римского историка Гая Светония Транквилла «Жизнь двенадцати цезарей». Вроде бы при императоре Клавдии гладиаторы, отправляющиеся на арену, однажды так его поприветствовали. Все авторитетные ученые сомневаются в том, что фраза «Идущие на смерть приветствуют тебя» использовалась когда-либо как обычное приветствие. Скорее всего, это был единичный случай. Клавдий обещал рабам массовое помилование. В дальнейшем литераторы и даже композиторы драматизировали фразу и придали ей то значение риска и неопределенного исхода, которое заложено в приветствии. И русские, Герцен, например, и Чехов, в своих письмах использовали ставшее крылатым древнеримское выражение. Могу назвать французского композитора девятнадцатого века Шарля Алькана. Свой эскиз соль-диез минор он назвал «Идущие на смерть приветствуют тебя!» В мрачной маршевой поступи триолей по хроматической гамме вверх, в низком регистре фортепьяно, показана обреченность гладиаторов.
Дядя Автандил повернулся к маме мальчика и громко сказал:
– Ну ладно – про обожженные колья он знает… А «хроматическая гамма в регистре»? Даже Лева не знает! А Лева играл в ВИА «Молодые голоса».
Лева – тот самый, который выдал веревки Кольчугину и предлагал специальные крючья, чтобы пробираться по горам. Кольчугин отказался. Может, и зря. Мальчик с радостью бы сейчас по скалам полазил. Он даже и пытался это сделать, но был остановлен мамой.
Мальчику тоже захотелось проявить историческую осведомленность и вставить свои «пять копеек» в общий разговор:
– Папа, а вот насчет зиги…
– Зига, сынок, такое же заблуждение. В римском салюте рука идет в приветственном жесте от сердца, в то время как в фашистском приветствии она идет сразу вверх от любого положения руки. Восклицание «хайль» было принято у древних германцев при избрании королей. А сам жест трактовался как приветствие поднятым копьем. Между прочим, нацистское приветствие стало обязательным в вермахте только в июле 1944 года, через три дня после попытки военного переворота. До этого большинство немецких офицеров использовало стандартное воинское приветствие. Лозунг «Зиг хайль» придумал Рудольф Гесс. На одном из съездов фашистской партии в Нюрнберге после речи Гитлера, когда тот долго стоял в задумчивости, Гесс, воодушевленный речью вождя, начал выкрикивать сочетание «Зиг хайль!». И многотысячный зал подхватил. Мифы и факты… В истории они переплетены. Основной причиной возникновения гладиаторских боев считался заимствованный у этрусков погребальный обряд. Римляне завоевали этрусков и многое позаимствовали из их великой культуры. Но гораздо раньше, в Японии, существовал подобный обряд в древней борьбе сумо… Только что Юко-сан говорил нам, что строил дома в Хабаровске. Но гораздо раньше японских военнопленных там строили дома русские, китайские и японские купцы. Мне приходилось бывать в Хабаровске.
– А дорогу на озеро Рица прокладывали как раз фашистские военнопленные, – подхватил тему Алексей Иванович.
– И тоже неправда, – ответил Кольчугин, – ее построили перед войной, в тридцать шестом году. Была такая организация ЦУДорТранс с региональным отделением Азово-Черноморского края. Тоннели проложил «Московский метрострой». Иногда называют имя немецкого инженера Фрица Тодта. Он, кстати, верой и правдой служил Гитлеру. Двадцать два военно-строительных управления, которые Гитлер назвал «Организацией Тодта». Они строили Западный вал Третьего рейха от Люсембурга до Швейцарии. И к дороге, по которой мы едем, от побережья – до озера Рица, никакого отношения не имеют. А вообще на дороге было огромное количество строительных организаций…
Кольчугин знал и их. Взялся перечислять организации. Названия были очень скучными. ГУШосДор, ГлавДорТранс, НКВД, МВД…
Мальчик перебил отца:
– Папа! Ты же сказал, что первыми шли камнетесы! Они и делали дорогу!
Ответил дядя Автандил. С ноткой снисходительности:
– Нестор, так это когда было?
Мальчик вдруг дерзко возразил дяде Автандилу:
– Дорогу делает тот, кто идет первым.
11
Когда они вернулись на базу отдыха, то увидели на веранде за столом строителей-отделочников Гамлета, Марселя и брата Автандила, приехавшего в отпуск из Кагалыма. Его звали Астамур. На стол им метала шашлыки и зелень Майя. Дядя Автандил предложил всем вместе отужинать после жаркого дня в Юпшарском ущелье. Сбегал в столовую поблизости и заказал там пива «Сухумского», разливного, в больших стеклянных кружках и хачапури-лодочки – на всю компанию. Особенно пиву обрадовались папа мальчика и усидчивый литератор Алексей Иванович. Да ведь и понятно: денек действительно выдался жаркий. Пришел с огромным арбузом Левон. И тоже подсел к общему столу. Разговор, достаточно вяло, начался с привычного нынче осуждения засилья гаджетов среди детей. Потом уже вполне резво стали обсуждать своеобразие имен у разных национальностей. И плавно перешли на деликатную тему: сохранилась ли сейчас в стране дружба народов? Которая была, считали папа мальчика и Алексей Иванович, в Советском Союзе. Литератор энергично поддерживал Кольчугина. Не только в дегустации «изабеллы» и чачи. Детям накрыли маленький столик, отдельно от компании, в тени двух туй. Гагра улеглась под столом. Мама мальчика сказала:
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)