Ноябрь, или Гуменщик - [5]

— Банька истоплена и угощенье подано, — сказал он. — Ешьте, пейте, намывайтесь — чувствуйте себя как дома. Кому потом прилечь захочется или вздремнуть немножко — прошу, постели постелены! Мы с семьей нынче ляжем на полу, как и положено в навью ночь.

Призраки потянулись к бане. Но тут из-за угла избы вдруг выскочили две живые души — совсем древние старик со старухой. Это были Имби и Эрни, чета бобылей, самые что ни на есть жадные люди во всей округе.

— Здоровьичка вам, душеньки! — сказали они и склонились в почтительном поклоне. — Как на том свете дела обстоят? Не голодуете?

— Грех жаловаться, — отвечали вежливо духи из семейства Коростелей.

— Да что уж может быть лучше, чем краюшка хлеба да толика молочка, — завела нараспев Имби, тогда как Эрни теребил картофельный мешок, который всегда носил с собой, чтобы было куда сунуть добро, если вдруг окажется, что где-то что-то плохо лежит. — А мы вот совсем обнищали, ивовым лыком питаемся, дождевой водой запиваем, дома шаром покати!

Духи молчали.

— Мы слыхали, у вашей семьи куча серебра закопана, — начал без обиняков Эрни. — Не знаете — где?

— Хотелось бы прогуляться туда, вон погодка какая, отчего бы и не побродить по лесам, цветов на венки набрать! — добавила Имби хитроумно, как ей казалось.

— Какие такие цветы, карга старая, ты надумала собирать в ноябре? — рявкнул древний Коростель. — Ты, мерзавка, точишь зуб на наше серебро! Думаешь, я совсем разума лишился? Да чтобы я сказал тебе, где мое драгоценное серебро закопано!.. Убирайся, пока я тебе шею не свернул!

Старикашки присели почтительно и тотчас во все лопатки припустили в заросли.

Призраки прошествовали в баню. Стол был накрыт как положено, и предки удовлетворенно закивали головами — в этом доме их помнят и чтят должным образом.

— Положи череп на окошко, — сказал один призрак. — Чтоб никто не беспокоил нас и не отирался из любопытства возле порога.

Череп был положен на подоконник и во тьме ноябрьской ночи засветился зеленоватым светом. Призраки обернулись белыми курами и отправились на полок париться.

3 ноября

Утром выяснилось, что ночь напролет лил дождь и дороги вконец развезло. Сырость стояла несусветная, промозглый холод пробирался даже под тулуп, отчего по телу бегали мурашки. Двор превратился в сплошное болото. Гуменщик сплюнул и воротился в дом.

— Не для моих старых костей такая погода! — сказал он своему старому домовику.

— Нелегко вам, людям, — согласился тот. — А нам вот погода нипочем, разве что плесень заводится. Но это пустяки, пованивает только.

— Рассказывай! Когда я тебя нашел, ты совсем плох был, — отозвался гуменщик и плюхнулся на пол перед печью, достал уголек, прикурил трубку. — Ух, ну и тепленько здесь! Так о чем это я... Да, ты совсем ветхий был, когда я тебя из канавы подобрал.

— Ветхий-то ветхий, но живой! — ответил домовик. — Просил я тебя дать мне отпуск или еще чего? Нет, взял под козырек и потребовал задать работу! То, что ты не одну неделю сушил меня на шестке, — это твое дело. Домовику все нипочем — даже если рука там или нога отвалится, — присобачит вместо них какой-нибудь сучок — и полный порядок!

— И чего же это ты в канаве валялся? — спросил гуменщик. — Отчего не летал, раз жизнь у тебя такая распрекрасная была?

— Домовик не может просто так летать, — стал объяснять старый езеп. — Ему хозяин должен приказать. А мой хозяин помер, я ему башку свернул, когда он мне работу задавать перестал, и Старый Нечистый заполучил его душеньку. Я же остался неприкаянный, чем заняться — не знал. Вот и мок там, в канаве, пока ты, добрый человек, не взял меня в свою избу. Еще раз тебе спасибо!

— И кто же тот дурень, что позволил себе шею свернуть? — спросил гуменщик. — Тут уж совсем олухом надо быть.

— Был один пастушок.

— Дите, ясное дело. Ничего удивительного! Не след ребенку домовика мастерить, мало у него ума еще. Взрослого мужика домовик нипочем не одолеет. Я домовиков штук сто, небось, смастерил и всегда сухим из воды выходил. Тут свои секреты имеются.

— Нечего задаваться, — обиделся домовик. — Таких людей полно, кого домовики одолевают и кому с душой своей распрощаться приходится.

— Я ни одного такого не знаю. Кроме твоего пастушка.

— Ну, их не так уж и мало, — сказал езеп. — Может, тебе повезло. А может быть, домовики просто сжалились над тобой. Вот я, например, у меня и в мыслях нет шею тебе свернуть или что-нибудь в таком роде. Потому что я благодарен тебе!

— Просто тебе не свернуть мне шею, ведь я не записан в книгу Старого Нечистого! — отозвался гуменщик, сидя у печи. — Не я тебя смастерил, в этом дело. Ты что думаешь, почему я тебя подобрал? Я же старый человек, недосуг мне каждый год домовика менять, мне требуется такой — видавший виды, чтоб не мог надо мной власть забрать. Вот так-то, дорогуша. У вас, у нечистой силы, ума поменьше, чем у нас!

Домовик обиженно умолк и принялся ковырять длинным ногтем в носу.

* * *

Разбирались с домовиками и в других домах. Домовик Оскара-амбарщика взбунтовался.

— Хозяин, задай работу! — рявкнул он. — Задай работу!

Оскар — здоровенный мужик с широкой красной физиономией, на которой поблескивали малюсенькие хитрющие глазки, с удивлением уставился на домовика.