Ноябрь, или Гуменщик - [46]

— Ох, Малл, мне так холодно! — сказал он.

— Все позади, Оскар, все позади. Сейчас пойдем домой, — успокаивала его Малл и накрыла мужа своим большим платком, который благоразумно прихватила с собой из дому. Оскар прижался к ней, дрожа от холода.

— Пошли, будете идти вслед за мной! — приказал мерзлюк. — Я выведу вас из лесу. Живо! Недосуг мне тут с вами целый день валандаться, друг меня ждет на день рождения, у меня уже и подарочек припасен — большой горшок да три башки островитян, только прихватить с собой! Давайте-ка поспешайте вслед за мной!

Амбарщик покосился на чудовищного проводника, но был чересчур измучен, чтобы расспрашивать. Он послушно засеменил по указанной дорожке, дрожа и опираясь на руку жены.

Долго ли коротко ли, добрались они до родных ворот. Малл втолкнула Оскара в избу, а сама обратилась к мерзлюку, который пристроился на заборе, как исполинская ворона.

— Спасибо, господин мерзлюк! — поблагодарила она. — Как мило с вашей стороны, что помогли нам!

— Что мне твоя благодарность, давай сюда, что носишь под сердцем! — каркнул мерзлюк. — Когда же мне явиться за своей добычей? И не рассчитывай обмануть меня! Я свое возьму, потому как ты обещание дала, и, значит, ты в моей власти!

— В мыслях у меня нет обмануть вас, дорогой мерзлюк, — ответила Малл. — Вы свою плату можете сразу получить, не надо за ней еще раз приходить, понапрасну крылья трепать!

— Как так сразу? — удивился мерзлюк. — Ты ж его еще под сердцем носишь! Он же еще недозрелый, рано его выковыривать!

— Зачем же выковыривать, я его сейчас развяжу! — стала говорить Малл, развязывая передник, и протянула мерзлюку лоскут. — Пожалуйста! Это именно то, о чем мы договорились, то, что я ношу под сердцем. Он вам очень подойдет, прямо как на вас сшит.

Мерзлюк пощелкал зубами и взвыл страшным голосом, но Малл не стала слушать его вопли, повесила передник на забор и отправилась в дом пользовать снадобьями своего драгоценного муженька.

Мерзлюк схватил передник, в ярости разодрал его в клочья и с карканьем скрылся во тьме. Лететь на день рождения к приятелю не было никакого настроения. Нет, нынче ночью он вознамерился убить в отместку какого-нибудь человека, всенепременно убить и схрумкать.

22 ноября

Ночью поднялась метель, так что гуменщик сильно удивился, услышав ни свет ни заря какую-то возню за дверью. Он поспешил навстречу пришедшему и увидел, как в открывшуюся дверь вместе со снежным облаком, занесенным метелью, в избу вваливается знахарка.

— Нежданная гостья! — удивился гуменщик. — Что же это выгнало тебя из дому в такую непогодь?

— Да, погодка дрянь, — вздохнула знахарка и стала отряхиваться от снега. — Дозволь сесть, Сандер. Отдышусь малость и тогда расскажу, что меня к тебе привело.

Она села, вытерла сизый с мороза нос и оглядела жилище гуменщика.

— Не часто мы с тобой встречаемся, старина, — сказала она. — Хотя и знакомы давным-давно. Мы ведь росли в одно время и даже играли вместе. Когда-то мы даже были добрыми друзьями, помнишь?

— Ну, помню, конечно, — кивнул гуменщик. — Ты затем пришла, чтобы спросить это? Столько трудов положить из-за такого пустяка!

— Не перебивай, Сандер. Дай досказать. С тех пор как ты женился, мы встречались уже не так часто. Ты стал гуменщиком, а я поселилась на опушке леса и стала знахаркой, что мне, хвостатой девке, еще оставалось? Пойти под венец у меня надежды не было. К тому же — ты был уже женатый человек.

— Ну, это все я не хуже тебя знаю, — сказал гуменщик. — Да, я женился, а ты поселилась где-то в лесной чаще и стала там варить свои снадобья. У каждого своя жизнь, так уж повелось.

— Все так, — согласилась знахарка. — И к тому времени, как твоя жена померла бездетная, я была уже законченная ведьма, и наши пути пересекались нечасто. Ты был самый смекалистый мужик на деревне, люди ходили к тебе за советом, а я знахарка, ко мне тоже обращались — когда хитроумия оказывалось мало и требовалось какое-нибудь зелье или отрава. Так мы и жили, Сандер.

— Ты что, помирать собралась, Минна, что явилась сюда былое вспоминать? — спросил гуменщик с легкой досадой. — У меня у самого голова на плечах, и пока она еще в порядке!

— Оно и видно, — согласилась знахарка. — Действительно, в порядке, ты даже помнишь еще, как меня звать. Давно уже никто не называл меня по имени, даже странно слышать. Ну да ладно, Сандер, я к тебе за помощью. Ко мне приходила одна девушка, мне ее жалко, и мне хочется ей помочь, потому что она напоминает мне мои молодые годы. Это Лийна, дочка Рейна Коростеля. Она совсем больная.

— И что же с ней стряслось? — спросил гуменщик. — С виду вроде здоровая — румяная и в теле.

— Она влюбилась, — ответила знахарка. — Любит парня, а тот и не знает. И сам любит другую.

Гуменщик долго молчал.

— И это напоминает тебе твою молодость? — наконец тихо спросил он.

— Да, Сандер, — ответила знахарка. — А ты дурак дураком, если сам этого не знаешь. И нечего делать вид, будто я тебе невесть какую новость сообщила! Закрой рот и заткни его трубкой, старина! Ну конечно же, ты нравился мне, и я места себе не находила, когда ты женился на другой. Ведь у нас с тобой были прекрасные дни, когда мы оба вихрями крутились на лопастях мельницы Юхана-мельника, пока она не развалилась, или когда зимой ловили в проруби рыбу — ты удочкой, а я хвостиком. Помнишь, сколько мы добывали окуней? Эх, Сандер, чего только не было! Но все прошло. Я теперь просто старая ведьма, а ты старый гуменщик, борода вся седая и спина сгорблена. Поговорим-ка лучше о тех, кто еще молод и кого зовут крестильными именами. Нечего таращиться, Сандер, подумай о том, что еще можно изменить! Кстати, твоя борода занялась!