Ной Буачидзе - [21]

— А о ваших владикавказских занятиях я кое-что знаю, — продолжал Киров чуть позднее, угощая Ноя всем, что нашлось в ящике письменного стола и в каморке старика сторожа.

Добродушно ворча на своего любимца Мироны-ча, старик тонко наколол лучину, разжег самовар. Нашелся и кувшин местного вина. Без него какая же беседа!

— Мне рассказывал о них хозяин дома, где мы с вами сейчас беседуем, владелец газеты «Терек» господин Казаров.

— Казарашвили, — поправил Ной. Он весело прищурился, с трудом сдерживая улыбку. — Хочет продолжить так хорошо начатое знакомство? Или тревожится, не стану ли снова печатать в его типографии прокламации?

Киров положил руку на плечо Буачидзе:

— Смелый вы человек!

— Вовсе нет! — покачал головой Ной. — Просто так сложились обстоятельства… Кстати, чем закончилось тогда следствие? Правитель военной канцелярии господин Зиновьев, помнится, грозился, что он из-под земли достанет всех, кто участвовал в захвате типографии.

Киров расхохотался.

— Финал потрясающий! Правитель канцелярии, любимец владикавказского высшего света, самый желанный в городе жених, оказался… беглым разбойником, убийцей. И фамилия его была вовсе не Зиновьев. Управление военной канцелярией, а по существу, и всей Терской областью он долго совмещал с руководством двумя крупными шайками.

Ной пошутил:

— Вот у кого мне следовало покупать паспорта для подпольщиков.

…Они все больше и больше нравились друг другу — невозмутимый Киров и порывистый Буачидзе.

Внимательно глядя в глаза Ною, Сергей Миронович спросил:

— Митинг во Владикавказской грузинской школе— ваше дело?

— Там вообще часто собирались родители учеников. Вы, вероятно, знаете, что школа была построена Обществом по распространению грамотности среди грузин на деньги, собранные по подписке. В глазах грузин, живущих вне родины, это была не просто школа!

— Согласен. Но тогда — десятого апреля — было нечто особенно взволновавшее весь Владикавказ. В тот день из кубанской станицы Ново-Георгиевской доставили тело Коста Хетагурова.

— К сожалению, Сергей Миронович, — заговорил Ной, — мое участие в похоронах Хетагурова самое скромное. Мне удалось сказать несколько слов публике, бывшей на перроне в Беслане, когда железнодорожники задержали поезд… И маленькое собрание в грузинской школе. Поверьте мне, взволнованные люди сами спешили в дом, где бывал, читал свои стихи, страстно звал бороться за свободу смелый и, я не боюсь сказать, бессмертный Коста. Он всегда был близок к грузинскому народу. Возможно, я выступил тогда слишком резко…

Тут же Буачидзе припомнил и рассказал Кирову, что в Швейцарии он несколько месяцев посещал кружок, основанный Лениным. Владимир Ильич не раз говорил, что плох оратор, не умеющий управлять «внутренним огнем». Пошла ли ему на пользу эта наука, Ной не мог сказать — после революции он еще ни разу не выступал на больших собраниях.

Слушая его, Киров молча рылся в ящиках письменного стола. Вытащил какую-то бумагу.

— Недавно удалось достать некоторые документы Терского жандармского управления. Посмотрите, это донесение в департамент полиции. Вас оно должно заинтересовать.

Ной взял бумагу, стал читать:

Секретно

«Начальник

Терского областного

жандармского управления

30 июня 1906 г.

№ 3715

г. Владикавказ

В ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ

Около двух часов дня, 29 июня сего года, вблизи гор. Владикавказа состоялся митинг преимущественно из рабочих, на котором присутствовало до 1 000 человек. Наблюдавшие за данной местностью два городовых были задержаны 7-ю неизвестными им лицами, по-видимому, дозорными от собравшихся. Доставленные к месту митинга городовые были посажены на землю с таким расчетом, чтобы они не могли видеть в лицо ораторов, говоривших внутри толпы. Здесь городовым была вручена брошюра под названием «Революционное движение в России» с приказанием сидеть и читать эту брошюру.

По окончании митинга, около 6 часов вечера, рабочие разошлись, «а городовые были отпущены.

Донося об изложенном Департаменту полиции, присовокупляю, что за неустановлением личностей ораторов не представляется возможности приступить к производству по означенному делу формального дознания.

Полковник Лупаков».

— Должен же я был чем-то занять этих городовых, — засмеялся Буачидзе. — А полицейское донесение не очень грешит. В мою пору во Владикавказе было принято устраивать загородные пикники у Сапицкой будки.

В одно июньское воскресенье комитет решил воспользоваться этим пристрастием горожан и устроить сходку в километре или в двух от полуразрушенной сторожки лесника. День выдался погожий, солнечный и не очень знойный. Длиннопалые листья дубов мягко колебал ветерок. Между ольхой и осиной краснел орех, Под поваленными чинарами желтел мох.

По всем мало-мальски доступным тропам пробирались люди. Впервые пришли рабочие свинцово-цинкового завода «Бельгийского общества», с которыми мне долго не удавалось наладить связь.

Уже хотели начинать, когда один из наших дозоров сообщил, что появились двое городовых. Решили эту пару пропустить подальше и тихонько захватить.

Прошел час-другой, мы говорили о сокращении рабочего дня, увеличении платы, перешли на политику. У всех лица живые, веселые. Подумал: «Пусть и эти двое «верноподданных» чем-нибудь разумным займутся, вдруг и в их одурманенные головы светлая мысль западет». Чем черт не шутит! Подошел, дал им брошюру «Революционное движение в России», приказал: «Читайте вслух по очереди, потом спрошу, поняли ли что-нибудь».