Ной Буачидзе - [19]
— Из вашего письма, — не унимался Гримм, — легко заключить, что вы критически оцениваете свое положение в обществе. Именно поэтому я хотел бы вам напомнить поучительную карьеру мудрого Аристида Бриана. Он также начал с крайне левых взглядов, а заняв пост первого министра Франции, был уже почти реакционером. Бриан справедливо говорил нам, что до двадцати пяти лет каждый полноценный мужчина по-своему революционер, дуэлянт, заговорщик. Позднее приходит забота о чем-то более… э… жизненном! Вы, милый друг, вкусили достаточно революционных страстей, вас приговаривали к смертной казни, вы совершали какие-то непостижимые для ума европейца побеги… Предельно романтично и… вам почти тридцать пять лет. Вы кормитесь случайными уроками, счастливы, когда родители ученика дают вам возможность один раз в день сытно поесть. Два лета вы нанимались косить сено к нашим добрым швейцарским крестьянам.
— Это очень дурно для социалиста? — возможно спокойнее произнес Буачидзе.
— Не будем касаться этого вопроса так (абстрактно. Два года вы собирали деньги, чтобы поступить в Женевский университет. Счастье улыбнулось вам, вы студент социально-экономического факультета. Открывается широкое поприще, разумеется, если… последует протекция нашей социалистической партии, господина министра Гофмана!
— О, это высокая протекция!
— От вас, мой друг, требуется совсем немногое. Вы помещаете в моей газете маленькое письмо о принципиальной невозможности для вас, русского социал-демократа, последовать… э… опрометчивому шагу Ленина. Эмигранты вас знают как оруженосца Ленина. Свой полемический талант вы всегда направляли на его поддержку. Тем сильнее прозвучит сейчас ваш протест. Вы категорически отказываетесь от проезда через территорию Германии, ведущей войну против России… И без хлопот заканчиваете университет.
Ной Буачидзе прикрыл глаза. Подумал: «В одном этот прохвост прав — годы берут свое. Раньше меня так не раздражали даже тупые лица жандармских ротмистров, и я никогда не лишал себя удовольствия подурачить их… Почему же сегодня мне так трудно владеть собой?» Вслух сказал:
— Значит, небольшое извещение?.. Так… Но я не пойму ваших целей, господин национальный советник. Недавно вы выступали за возвращение эмигрантов в Россию…
Гримм нахохлился, посмотрел на него испытующе-сердито.
— Английское правительство и без того обвиняет господина министра Гофмана в том, что будто из-за его неосторожности Ленину стало известно стремление Великобритании не допускать в Россию социалистов… э… недостаточно патриотически настроенных… Но вернемся к делу. Я полагаю, что будет лучше, если вы свое небольшое письмо пришлете на имя редакции «Бернер тагвахт» почтой из Женевы. Надеюсь, у вас больше не осталось никаких сомнений?!
Оба встали.
— Примите мою искреннюю благодарность, господин национальный советник, — холодно и жестко сказал Буачидзе. — Вы представили вполне убедительные доказательства. Нет, Ленин не ошибся, когда в открытом письме к Шарлю Нэну назвал вас предателем!
— Я… я… — ярость мешала тучному Гримму перевести дыхание.
20 мая 1917 года, как и каждое двадцатое число, во Владикавказе выдавали денежное содержание господам офицерам Терского казачьего войска и казенное жалованье господам чиновникам. Сразу наступил конец тревожным слухам и кривотолкам. Теперь местная власть могла рассчитывать на доверие пестрого и весьма своеобразного владикавказского общества.
С утра на улицах гремели военные оркестры, гарцевали всадники. Среди пышной зелени бульваров, под розовыми свечками каштанов, бурно расцветавших после весенних дождей, мелькали темные черкески, сияли серебром газыри, отливали золотом погоны. В универсальном магазине Каракозова дамы из местного «света» делали покупки к балу, «имеющему быть» у нового атамана Терского войска, члена Государственной думы, комиссара Временного правительства Михаила Александровича Караулова.
В театре Сагайдачного объявили оперетту «Мотор любви». В театре «Мозаика» — нравоучительное представление «Радий в чужой постели» (только для взрослых). В кинематографе братьев Риччи — «Последняя песня любви и страдания». В кино «Патэ» — «редкий по красоте, роскошный по постановке боевик — «Тьма и ее сокровища, или вызов смерти». Американская социально-уголовная драма в 6 сериях, 48 частях, 12 148 эпизодах». В купеческом клубе — открытый диспут «Революция и ломбард».
Редактор независимой газеты «Терский казак» Вертепов утверждал на этом диспуте, что Владикавказский Совет, сразу после своего возникновения прибравший к рукам ломбард, занимается ростовщичеством. «Тридцать две копейки с рубля — это же чистый грабеж!» А председатель Совета эсер Гамалея, господин в черной визитке и в черных перчатках, темпераментно возражал: «Повышение процентов в ломбарде — благородная жертва обывателя на алтарь отечества. Все доходы на «заем свободы»!
На диспут в купеческий клуб направился было и сотрудник газеты «Терек» Сергей Киров. Было в этом человеке что-то располагающее, влекущее и в то же время непреклонное. Внимательный, терпеливый в отношениях с теми, кто искренне заблуждался или чего-то еще просто не понимал, он был беспощаден ко всяким охотникам ловить рыбу в мутной воде, к искателям «счастливого случая» и бесчестной политической карьеры. Выступит, разгромит и снова где-нибудь в задних рядах тихонько покуривает свою трубку. На широкоскулом лице с редкими рябинками — следами перенесенной в детстве оспы — и небольшой темной бородкой опять добрая улыбка.
