Новый ренессанс - [71]
Таким образом, то обстоятельство, что мировая историческая наука помещает период Ренессанса под рубрикой Средних веков, от которых переходит непосредственно к Новому времени, имеет свои основания.
И всё же здравый смысл не позволяет считать Ренессанс только событием в культуре узкого интеллектуального слоя. Он занимает ключевое место в мировой истории. Жюль Мишле и Якоб Буркхардт, открыватели, первые историки и теоретики Ренессанса, придали ему статус исторической эпохи не потому что их история была еще наполовину роман, а потому что они угадывали за фактами целое. Способность к восприятию целого сама по себе не обязательна в профессиональной деятельности историографа и требует от исследователя необычной открытости взгляда. «Если бы я держался в изложении только политической истории, – писал Мишле о соотношении профессионального и философского в своей работе, – если бы не учитывал различные элементы истории (религию, право, географию, литературу, искусство и т. д.), моя манера была бы совсем иной. Но мне важно было охватить великое жизненное движение»[169].
Именно потому, что Ренессанс был глубоким сдвигом, попытки продемонстрировать его на отдельных фактах не всегда удаются. Он несомненным, но трудно определимым образом затронул все стороны исторического бытия. Прежде всего он сказался в том, что только начиная с XIV–XVI веков история воспринимается нами, современными людьми, как непосредственно касающаяся нас. Раньше этого времени историческая реальность кажется или отчуждающе странной (сон, ночь Средневековья), или удивительной, как античность, или расплывается в мифологической дымке, как архаика, или непоправимо фрагментарна, как доисторические тысячелетия. Не случайно именно с веков Ренессанса люди начали писать на языках и диалектах, которые понятны современному населению Европы почти без перевода. То же относится к стилю словесных и изобразительных искусств. Только начиная с Данте, Петрарки и Боккаччо литературное произведение может быть прочитано нефилологом, как читается современная литература, тогда как, например, гомеровские поэмы вызывают непосредственный интерес только в переложениях, адаптациях и фрагментах и никогда не исполняются так, как исполнялись античными рапсодами. Когда театр или кино воссоздают драму Эсхила без адаптации, это становится музейным, а не литературно-театральным событием, в отличие от современных постановок шекспировской драмы. Античную скульптуру мы не можем представить такой, какой она по-видимому была, т. е. раскрашенной. Для понимания средневековой живописи и орнамента необходимы особая настроенность и знание соответствующей символики. Даже поэзия трубадуров стала достоянием историков литературы. Только примерно с XIII века существует нотная запись, которую музыковеды способны прочесть.
Многозначительный факт: преобладающая часть всего, что нам известно о предшествующих эпохах, дошла до нас в ренессансной передаче. Большинство наиболее ранних сохранившихся списков, по которым известна древняя литература, относится к XV веку. Книгопечатание пришло в XV веке как запечатывание прошлого, придавшее ему почти окончательный канонический облик. Как ни абсурдны попытки некоторых экстравагантных умов отрицать сам факт существования древней истории, объявляя ее вымыслом ренессансного гуманизма, за ними стоит своя правда, а именно безошибочное ощущение, что только послеренессансное время сцеплено для нас единой интригой. Современное членение жизни человечества на три периода (Древний мир, Средние века, Новое время) вместе с общей оценкой этих периодов тоже было введено историософией Ренессанса, который отталкивался от Средних веков и через их голову тянулся к античности. Эпатирующее предпочтение Ренессансу («возрожденцам-вырожденцам») Средневековья или других эпох у некоторых современных радикальных умов тоже стало возможным только на почве бессознательно впитанного ими ренессансного стадиального и оценочного подхода к истории. Даже, казалось бы, подчеркнуто современные программы очищения «аутентичной античности» от культурных наслоений разных эпох, в том числе Ренессанса, проекты «возвращения к досократикам», новейшие философии «неопарменидизма» и т. д., призванные будто бы возвратить заблудшее нигилистическое человечество к давно забытой древней истине, поневоле оказываются осколками ренессансной идеи возрождения высокой древности.
Понимание истории как собирательного движения, без чего немыслима современность, создано Возрождением. Античность еще не приписывала человеческой истории собственной инерции и привязывала совершающееся к воле непостижимого рока, богов или к действиям отдельных людей, слепых кузнецов своей судьбы. В Средние века личное добродетельное усилие было нравственно обязательным для спасения души, но никак не мешало и не помогало тому, чтобы времена неотвратимо катились к концу мира и к суду над всеми человеческими делами. Для средневекового хрониста после выхода истории на свою последнюю прямую, т. е. после возвещения евангельской истины, возможны добрые и злые времена, но не исторические достижения и провалы.
