Новый Афонский патерик. Том I. Жизнеописания - [73]

и совершал это паломничество до 1997 года, когда ему исполнилось 87 лет, в следующем году он отошёл ко Господу.

После того как в пекарне монастыря поставили тестомес, старец больше туда не входил. Он сделал исключение единственный раз, когда игумен благословил его помочь новому брату-пекарю, у которого не получался хлеб. Старец зашёл в пекарню и с первого взгляда понял, что́ брат делал не так. Дав ему совет, старец тут же вышел.

В келии отца Георгия были три вещи: часы, миска для еды и подрясник, до которого из-за грязи невозможно было дотронуться. Старец не разрешил проводить в его келию электричество и ставить паровое отопление. У него была печь-буржуйка, которая топилась дровами. Стены его келии были чёрные от копоти, поскольку он оставлял дверцу печки открытой и глядел на огонь. Старец предпочитал из подвала носить к себе дрова на верхний этаж, наотрез отказавшись от парового отопления. Он был против технических новшеств, против мирского духа и неоправданного для монаха комфорта. Всё это старец считал разрушительным.

Несмотря на то, что старец был человеком энергичным и трудолюбивым, он очень любил безмолвие, говорил: «Лучший спутник моей души – это одиночество». Когда старец был антипросопом и жил в Кариес, в одну из зим там 27 дней держался необыкновенно густой туман – настолько густой, что не было видно дерево, которое росло в нескольких метрах за окном. Но любитель безмолвия, отец Георгий не огорчился из-за таких погодных условий. Он считал их благословением и говорил: «Это были лучшие дни моей жизни. Я сидел в келии и молился по чёткам».

Один из монахов, нёсших вместе со старцем послушание в Священном Киноте Афонской Горы, свидетельствует:

«Из всех антипросопов афонских монастырей на меня произвёл наибольшее впечатление отец Георгий – антипросоп монастыря святого Павла. Он был очень хорошим монахом и человеком молитвы. Когда он был эпистатом, то выходил из кабинета, где сидели все эпистаты, и молился по чёткам в соседней комнате. Когда старца звали поставить подпись под каким-то документом, он приходил, подписывал и снова уходил, чтобы продолжить свою молитву. Он отличался рассуждением и благородством. По вопросам, с которыми не соглашалась его монашеская совесть, отец Георгий не ругался, не настаивал на своём и не стремился, чтобы его мнение возобладало».

Однажды, когда старец нёс послушание на монастырской пристани, к нему пришли три немца с просьбой принять их на ночлег. Они заблудились, идя в Дионисиат, а ворота монастыря были уже закрыты. Старец принял их, накрыл им стол, позаботился о них наилучшим образом, а утром немцы, поблагодарив его, ушли. Несмотря на то, что старец столько претерпел от оккупантов, он всё забыл, потому что был истинным учеником Распятого Господа, Который на деле учил нас любить и врагов.

Отец Георгий заботился о том, чтобы на пристани, где имелся свой домовый храм, время от времени совершалась Литургия. Однажды старец пригласил на Литургию игумена Андрея и отца Герасима. Как только Божественная Литургия закончилась, он сварил отцам кофе, а сам отправился к пирсу, чтобы проверить донки. Старец был уверен в том, что на донки попалась рыба, потому что просил об этом великомученика Димитрия, в честь которого освящён храм на пристани. «Вчера я положил перед святым великомучеником поклон и просил его угостить нас рыбкой», – сказал он, спускаясь к морю. И действительно, с одной из донок он вытащил довольно приличного окуня, длиной в две ладони. «Глядите-ка: святой Димитрий угощает вас обедом», – сказал старец, поднимаясь к отцам. Отцы восхитились его верой. Он испёк рыбу на углях, братья прославили Бога и поблагодарили святого.

Старец Георгий был человеком радостным и лёгким в общении. Обычно он украшал речь своими замечательными шутками и непереводимой игрой слов. Однажды старца некто из братии прервал грубыми словами: «Ты что, не понимаешь, что ты несёшь, дурак?!» Старец смиренно отвечал: «Большое Вам спасибо, отче, больше таких глупостей я говорить не буду».

Один человек хотел похудеть, и старец дал ему следующий совет: «Я пропишу Вам замечательное лекарство. Оно называется “неподвижные челюсти” – точно похудеете!»

Также, основываясь на собственном опыте, старец говорил: «Если ты оставляешь богослужение, монашеское правило и исповедь, то ты сам как бы облепляешь свою обувь глиной и грязью, и диавол выгонит тебя из монастыря».

Ничего ни от кого старец не принимал. Что бы ему ни давали, он отказывался. Когда у него спрашивали: «Почему?» – он отвечал: «Я имею основание для этого в службе Великого канона: губит себе мздоимец[199]».

Как-то раз, когда старец выехал в мир, одна бабушка, увидев его дырявые башмаки, сказала: «Позвольте мне, отче, купить вам пару ботинок». Старец ответил: «Вот что, я из монастыря, у которого нет нужды в ботинках. Есть другие бедняки, помогите лучше им».

Странничество[200] было для старца не просто понятием, а образом жизни. Приезжая в Афины по монастырским делам, он не навещал свою мать, хотя она с юности была вдовой. «Я, – говорил старец, – отказался от этого мира ради Христа. Если буду ездить и навещать своих родных, то другим монахам дам плохой пример». Старец не нарушал свои монашеские обеты и стремился не давать никому повода для этого. Однажды старец отправился в мир, сопровождая одного юного монаха к врачу. Брат сказал ему, что взял благословение у игумена, чтобы мать приехала навестить его на монастырский конак. Отец Георгий ответил: «Это дело Ваше, как Вы там договорились с игуменом, отче. Просто слушайте, что я Вам скажу: всё это – канаты, которые удерживают корабль у суши. Чем больше канатов мы отсечём, тем скорее корабль поплывёт к намеченной цели».