Новый Афонский патерик. Том I. Жизнеописания - [71]

Также игумен Афанасий сказал ему как-то: «Монах должен наплевать на свою кровать», – имея в виду, вероятно, что место, где монах спит, должно быть в небрежении. Отец Георгий говорил, что и этот совет он исполнял с буквальной точностью…

И ещё один совет старца Афанасия отец Георгий выполнял буквально: «Не зажигай лампы. Ложись пораньше спать и как можно раньше вставай на монашеское правило». Духовник сказал это отцу Георгию всего один раз, и этот совет он исполнял всю свою жизнь буквальным образом. Лампы он не зажигал никогда.

Также старец Афанасий посоветовал отцу Георгию никогда не мыть тело водой. Отец Георгий выполнил и это. Исполняя послушание старцу, с того дня он вообще перестал мыться. Отец Георгий говорил: «Когда я жил у себя в деревне на острове, плескался словно дельфин! Ух, я так любил купаться! А с того дня, как пришёл в монастырь, я в море ни разу не вошёл». Также он говорил: «Ну, а с веником и половой тряпкой мы уже много лет как поругались».

При таком образе жизни ноги старца стали подобны ногам черепахи, они были словно покрыты чешуёй. Его голова выглядела так, будто старца взяли за шиворот и окунули в ведро с угольной пылью. Но при этом его тело оставалось чистейшим, от него вовсе не пахло. Однако необыкновенно грязный и неопрятный вид старца отталкивал людей. Отец Георгий был похож на драгоценный алмаз, сознательно брошенный в грязь. Этого старец хотел сам. Он делал всё это ради подвижничества, ради смирения, ради того, чтобы его презирали. Он пытался избегать всяких почестей. Руки он тоже никогда не мыл. Когда в поварне монастыря святого Павла на стену прикрепили сосуд с жидким мылом, то старец с любопытством спросил, что это за жидкость, и нажал на кнопочку. Как только ему сказали, что это мыло, он тут же отдёрнул руку, как от огня, и стал вытирать её о подрясник, громко и с удивлением повторяя: «Мыло!.. Ты только погляди: мыло!»

Новую одежду старец не надевал никогда. Он говорил: «Рабом одежды не буду. Монахом не делают ни ряса, ни монашеский постриг, но желание небесного и божественное жительство». Однако, выезжая в мир по монастырским делам, старец слегка приводил себя в порядок, чтобы никого не соблазнить. Когда же он был не в миру, а в монастыре, до его одежды невозможно было дотронуться. Майку под рясой он никогда не менял. Когда одна майка истлевала на его теле, то надевал сверху другую. Также у него был один порванный подрясник, который он «заштопал» толстой проволокой так, что её было видно. Если старцу были нужны шаровары (когда его собственные истлевали), он шёл к верёвке, где сушилось братское белье, и выбирал самые старые шаровары. Если они оказывались длинны, он обрезал их перочинным ножиком и тут же надевал на себя. Подобным образом старец Георгий поступал, когда ему была нужна обувь. Из тех башмаков, что стояли у дверей братских келий, старец выбирал себе пару по ноге. Потом он показывал башмаки брату, которому они принадлежали, и весёлым и радостным тоном торжественно объявлял: «Ну что же, Бог да простит брата, который потерял эти башмаки!» Когда один из братии, отец Герасим, ругал его: «Что ж ты творишь, отец Георгий? Может быть, ты это мои башмаки надел?!» – отец Георгий делал вид, что обижался, и говорил: «Ты что, отец Герасим?! Хочешь сказать, что я вор?»

Отец Георгий «вытворял» всё это для того, чтобы всегда носить только старую одежду и обувь. Он знал, что отцы могут легко пойти в рухольную[193] и попросить себе необходимое. Способ, с помощью которого старец «одевался и обувался» был прекрасным, радостным и скрывал в себе духовную и монашескую глубину.

Отец Георгий не заботился ни о чём внешнем, включая деньги. Когда он нёс послушание на пристани, то упокоил старость одного монаха, после смерти которого нашли 70 золотых монет. Ни одной монеты старец себе не оставил, всё отдал в монастырь.

Один из насельников монастыря святого Павла подшучивал над отцом Георгием:

– Отец Георгий, моя учительница говорила, что чистота – это половина благородства!

– Ваша учительница, отец мой, говорила это для людей мирских!.. А вот авва Исаак говорит совсем другое, – моментально парировал старец.

Отец Георгий постоянно читал «Добротолюбие». Он называл эту книгу «большой брошюрой», потому что у него было только сокращённое издание. Также он много читал авву Исаака Сирина. Эти две книги он всегда имел при себе и свои слова подтверждал цитатами из аввы Исаака и других отцов.

Одному монаху старец говорил: «У меня была одна подруга. В трудные моменты я с ней советовался и никогда об этом не пожалел». Он имел в виду книгу «Добротолюбие». Несмотря на то, что старец окончил только начальную школу, он знал целые главы «Добротолюбия» наизусть. Его экземпляр книги от постоянного чтения распался на отдельные страницы.

Старец избегал давать советы. «Имут Моисея и пророков[194]», – говорил он. Когда у него спрашивали совета, он отвечал: «Неужели я, отче мой, буду Вам советовать? Я недостоин. Каждый сам знает, как ему устроить своё спасение». Ко всем старец обращался «на Вы», включая самого последнего послушника. Он отличался природной вежливостью и благородством, каждому собеседнику он говорил: «Будьте добры» и остроумно оправдывал своё поведение: «Видите ли, у меня в деревне были две соседки, которых звали Евгении.