Новоорлеанский блюз - [30]

— Что заставляет тебя предполагать, — медленно начал разговор Муса, — что честь твоей дочери… как бы это сказать?.. нарушена?

Тефадзва покачал головой.

— Я уверен, что ее честь в полном порядке, закулу. Стелла ведь хорошая девочка. Но ведь сейчас молодых девушек подстерегает столько искушений, что традиции часто нарушаются.

— Нарушаются?

— Естественно… я говорю о традициях.

— Ну а если нарушается… я тоже имею в виду эту самую традицию… это что, настолько ужасно?

— Закулу! — возгласил старик рыдающим голосом. — Традиция, вот что объединяет две семьи… и она не может быть нарушена до вступления в брак. Ведь именно в браке женская честь рушится, распахиваясь словно калитка перед неистовым буйволом. Ведь мужчине намного приятнее солнечный свет, который греет его после того, как он распахивает занавески, разве не так? Если земля уже кем-то распахана, разве оценит земледелец ее щедрость? Если крышка колодца сброшена, то любой хулиган может помочиться в колодезную воду! Когда дерево джубу…

Муса воздел руки к небу, давая понять Тефадзва, что сдается, пока тот не углубился в еще более густые дебри метафорических сравнений. Вздохнув, он пожал плечами и сказал:

— Я посмотрю, чем я смогу быть вам полезным, — сказал он и, не дав старику снова опутать его словесной паутиной, торопливо юркнул в спальную хижину девушки.

Стелла сидела в хижине одна, что Муса воспринял с облегчением; говорливая акадзи не будет усложнять ему задачу. Девушка была такой же красивой, какой он ее запомнил: с высоким лбом, полными губами и все теми же сонными глазами. Она сложила руки в традиционном приветствии; выглядела она очень взволнованной. Муса улыбнулся ей, как он полагал, ободряющей улыбкой. Ведь он еще не оставался с ней наедине с того самого момента… как бы это сказать… в общем, это затруднительно.

— Привет, Стелла, — начал он, стараясь говорить весело и беззаботно. — Как ты? Как Татенда?

— Спасибо, закулу, у нас все нормально.

— Каковы ваши планы на свадьбу?

— Спасибо, закулу, с этим тоже все нормально.

— А ты и Татенда. Я уверен, что вы уже… ну… я уверен, ты понимаешь, что я имею в виду.

Девушка, засмущавшись, отвела глаза в сторону; сейчас она была похожа на новорожденного олененка.

— Ну ладно, ладно, — успокоил ее Муса. — Давай начнем.

Не прошло и часа с той минуты, когда Муса покинул спальную хижину, чтобы отправиться на беседу с отцом невесты. Нет, никаких проблем не возникло, успокаивал его Муса. Его дочь чиста, как девочка, не достигшая половой зрелости. Хорошо, он согласен принять в дар цыпленка, но о деньгах и речи быть не может.

Муса вежливо отвечал на вопросы, но чувствовал, что нужно уходить. Он, сконцентрировавшись всеми силами на магии, довел себя до такой головной боли, которую прежде никогда не испытывал, к тому же он опаздывал так сильно, как не опаздывал никогда прежде. Вообще-то, восстановление девственности — простое, безболезненное заклинание, обращенное к Божественной Луне с просьбой пролить одну или две капли крови на брачные простыни — на это потребуется не более десяти минут, хотя он иногда ради придания значимости этой процедуры затягивал ее до двадцати минут. Но сегодня Божественная Луна была на редкость несговорчивой и долго не хотела отвечать Мусе. Возможно, подумал Муса, все уже было сказано ею в снах, которые он только что видел. А возможно, Луна была просто не в настроении обсуждать мирские дела сейчас, когда на горизонте столь очевидны более важные события. А к тому же не слишком ли это лицемерно — восстанавливать девственность, которую сам же и нарушил?

Закулу величественным шагом покинул крааль Тефадзва, потирая обеими руками голову, которая чуть не раскалывалась от боли. Больше всего ему хотелось сейчас затянуться самокруткой с травкой.

Муса добрался до крааля Тонго, когда время подходило к полудню; после желанной самокрутки голова его слегка прояснилась, однако солнечная жара все еще была невыносимой. Он на мгновение остановился у калитки, ведущей во двор вождя, чтобы закинуть назад косички-дреды и обтереть рукавом взмокший лоб. Его движения были какими-то странными, не совсем скоординированными, словно они происходили (все смахивало на это) со спящим или не совсем проснувшимся человеком, кости которого, словно набор запасных деталей, перевязанных бечевкой, брошены в мешок. Когда Муса тряс головой, то казалось, что она вот-вот улетит прочь, сорвавшись с его шеи. Каждый его шаг представлял собой несогласованные, как будто назло друг другу, движения костей ног: лодыжки продвигались вперед, словно сопротивляясь берцовым костям, которые, в свою очередь, сопротивлялись движениям бедер.

Муса перегнулся через забор и заглянул в крааль. До чего же уныло выглядело жилище вождя: идиотский бетонный дом (памятник былой напыщенности Тонго); разжиревшие цыплята, ни один из которых не попал на семейный стол; тишина, лишь изредка нарушаемая звуками заунывно-фальшивого пения Тонго. Мэйве! Запустение, которого ни ребенок, ни даже двойня не смогут оживить.

Закулу, как и ожидал, нашел вождя в бетонном доме. Когда Муса вошел в комнату, Тонго поднял на него глаза и постучал пальцами по стеклу ручных часов, но тот молча пожал плечами и сел рядом с ним.