Новоорлеанский блюз - [156]
Снова наступило молчание. Сильвия, стараясь унять мучительные внутренние спазмы, обхватила руками живот и согнулась пополам. К тому же еще и невыносимая резь в глазах. Она искоса посмотрела на Фортиса Холдена-младшего: губы его дрожали, время от времени он промокал белоснежным носовым платком уголок то левого, то правого глаза.
— Должен сказать вам, что не знаю во все подробностях того, что произошло. Хансен Прах был в ту ночь в клубе беззубого Сони, но поскольку за ним следили и ему угрожали, то он не был расположен к откровенности. Все, что я знаю, сообщил мне Черепок, который был пьян, когда все произошло, и был пьян, когда рассказывал мне об этом. Думаю, что в подпитии он чувствовал себя наиболее комфортно.
Видимо, Джонни Фредерик и его дружки заявились в ночной клуб под утро той самой ночи, после которой Лик намеревался уехать. Вы можете в это поверить? Ну как после этого не сказать, что судьба — это подлая сука? Конечно же, они не планировали совершить ничего необычного — всего лишь задать этому негру такую трепку, какой ему вовек не забыть. Ведь эти парни не были убийцами. Но все получилось иначе. Если верить тому, что рассказал мне Черепок, они, связавшись веревкой, встали стеной на пути белых парней — Шутник, и Прах Хансен, и Соня, который так остервенело проклинал незваных гостей, что непонятно, почему он остался в живых. Белые парни, пройдя через эту живую стенку, избили Лика его же собственным корнетом, искалечив инструмент ударами по рукам, ребрам и голове его хозяина. Они дошли до того, что раструбом колотили Лика по губам, да так, что превратили его губы в кровавое месиво, а весь пол у его ног был усеян выбитыми зубами. Вы только представьте себе это! Губы, которые говорили с Господом… и за ними пустота!
«Не вставай!» — кричал ему Черепок. И даже Соня вторил ему: «Лик, прошу тебя, не вставай! Господи, Лик, лежи и не вставай!» Но Лик, казалось, оглох и не слышал их, а может быть, просто не считал нужным делать то, что ему советовали. Всякий раз, когда он, собрав остатки сил, поднимался на ноги, это словно служило сигналом для Джонни Фредерика. Этот белый подонок вопил, как припадочный, и, как заведенный, безостановочно молотил Лика кулаками и ногами, пока Черепок и остальные наблюдали происходящее сквозь слезы, застилающие их глаза. Вдруг они услышали чей-то крик: «Он не шевелится, Джонни! Бля! Он не шевелится!» И эта шайка белых бездельников рванула из ночного клуба: они сделали то, что хотели.
Соне потребовалось не менее получаса на то, чтобы распутать веревку; когда он наконец высвободился, мой папа, которого я так никогда и не видел, не подавал признаков жизни. Соня, решив, что Лик мертв, начал беспрерывно причитать: «Мой личный затраханный негритос! Лик, друг мой! Мой личный затраханный негритос!» Дерьмо! Черепок божился, что Соня любил Лика как брата. Даже больше, чем брата.
Если бы Лик не поднимался с пола, возможно, он остался бы жив. Но он не хотел лежать, а почему не хотел, этого Черепок объяснить не мог. Я знаю почему. Может быть, Лик понял, что с разбитыми губами жить ему незачем. Ну а Сильвия Блек и его ребенок? Могли ли они удержать его остаться на этом свете? Кто знает, может, в ту самую минуту он припомнил, как Джонни Фредерик танцевал с его возлюбленной в отеле «Монморанси», может, он припомнил вереницы белых парней, порхающих с его светлокожими сестрами по паркету танцевального зала, куда не допускался ни один чернокожий, кроме негров-музыкантов, которые считались чем-то вроде предметов мебели. Я думаю, он припомнил в ту минуту, как валялся там на полу, и решил: «Ну уж нет, больше я не стану прогибаться перед этими белыми кретинами». Кто знает? Лично я знаю одно: все говорили, что у моего папы было большое сердце, слишком большое для такого места, как Луизиана, так, возможно, это и убило его. Черт!
Голос старика ослабел, стал глуше, и вдруг, к удивлению слушателей, он затрясся от рыданий. Сильвия хотела посмотреть на него, но ничего не увидела — из ее глаз тоже лились потоки слез. Джим и Муса сидели неподвижно, не совсем понимая, что происходит. Сильвия яростно терла кулачками глаза, а когда отняла руки от лица, все оно было в помаде и разводах туши. «Я, наверное, выгляжу как клоун в цирке», — подумала она.
— Гляньте на меня, — сказал Двухнедельник, — пла́чу о человеке, которого никогда не видел. Да, нет большего дурака, чем старый дурак.
— А что произошло с Соней? — тихо спросил Джим.
— После того как Лик лег в землю (Представляете себе! Третьи похороны за месяц! Это ведь говорит о чем-то!), у него еще оставался бизнес здесь, в Монмартре, ну вы понимаете, о чем я. Примерно года через два Соня все-таки поехал в Нью-Йорк, надеясь разыскать там Сильвию. Но, думаю, он ее не нашел. До Крошки Анни, как я узнал, дошли слухи о его смерти. Он был убит за то, что занимался букмекерством, но подробности мне неизвестны. Я больше склоняюсь к мысли о том, что он погиб из-за того, что ему пришлось полезть в карман за нужным словом, а его там не оказалось.
Сильвия вытерла глаза рукавом и впервые за все время подняла голову. Муса, Джим и Двухнедельник разом уставились на нее, но вопросы в глазах этих трех мужчин были разные. Она с усилием попыталась проглотить стоящий в горле комок и крепко обхватила себя руками, словно удерживая в себе то, что кипело у нее внутри.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Роман американского писателя Ежи Косински (1933–1991), автора «Раскрашенной птицы» и «Садовника», развивает характерные для него темы любви и насилия, соблазна и отчуждения. Главный герой — игрок в поло, странствующий по дорогам Америки, — вступает в схватку с невидимыми врагами — собственной неприкаянной судьбой и безжалостным временем.* * *«Игра страсти» — психологический роман с элементами эротического триллера. Америка 70-х годов прошлого века. Главный герой — романтический персонаж, игрок в поло (род хоккея на траве, только на лошадях).Он странствует по стране на особой конструкции трейлере, зарабатывая игрой с богатыми аристократами.
Это раннее произведение (1972) нобелевского лауреата 2004 года Эльфриды Елинек позволяет проследить творческие метаморфозы автора, уже знакомого русскоязычному читателю по романам «Пианистка», «Алчность», «Дети мёртвых».
Роман Мишеля Турнье «Метеоры» — это современная сага о жизни двух поколений династии Сюренов, выходцев из Бретани, владевших в середине прошлого века небольшой ткацкой фабрикой. История близнецов Жана и Поля — это притча о взаимопонимании, о сложности построения пары, союза.
Два еврейских юноши во время Второй мировой войны становятся королями комикса в Америке. Своим искусством они пытаются бороться с силами зла и с теми, кто держит их близких в рабстве и хочет уничтожить.