Новолунье - [12]

Зато человек, идущий в гребцы, должен обладать прежде всего недюжинной силой. Носовые греби тешутся из цельных бревен, и, чтобы управиться с ними, нужна сила в руках.

Плотогон должен обладать и чувством ритма. Четыре гребца, стоящие по одну сторону гребей, должны без команды, но одновременно поднять их, затем, погрузив в воду, потянуть на себя. А четверо других гребцов, стоящих по другую сторону гребей, должны в это время кинуть их от себя... Малейшая заминка, разнобой — и греби столкнутся, плот вовремя не получит толчка в нужную сторону, а тут уж вынырнет камень из воды, распорет всю эту махину от носа до кормы: бревна затрещат, с грохотом полезут друг на друга.

Вот почему на плоту существует жесткая, не оговариваемая никакими договорами дисциплина. У каждого тут свое место, то место, куда плотогона поставил лоцман — отец, начальник, царь и бог для плотогона — в одном лице. И если кто-либо выразит зависть, неудовольствие или склонность к бузотерству, его тут же, на первом попавшемся острове, высаживают и плывут дальше. Все расчеты производятся, все споры решаются только на берегу, когда плот причален и сдан по акту в сплавконтору.

— Шаба-а-аш! — разнеслась по Енисею зычная команда Абрама Челтыкмашева, и гребцы, вскинув сверкнувшие на солнце золотисто-желтые греби, остановили их в таком положении, чтобы они не покорежились во время причаливания.

Греби больше не нужны. Плот, минующий Мерзлый хутор, круто забирает носом влево: бивший в корму поток сам гнал его на берег. Сноровка лоцмана нужна и для того, чтобы плот вовремя направить к берегу. Тут успех решался не минутами, а секундами, так как коса выдается в реку на полкилометра, а что значат эти полкилометра, когда скорость воды километров двадцать в час?!

Если плот ткнется носом выше косы, он будет неминуемо разорван, так как там нет толстых тополей, чтобы зацепить цинкач. Если плот ударится в конце косы, то он, не зацепившись на ней, будет отброшен течением на обрывистый берег Ойдовского острова, — опять гибель.

Все это было хорошо известно не только плотогонам, но и всем толпившимся на берегу жителям деревни. И потому, когда разворачиваемый течением плот нацелился на нашу косу, все замерли. Даже гонявшиеся друг за дружкой ребятишки вдруг притихли, широко раскрыв глаза и разинув рты. Все взгляды устремились на нос плота, буровивший вспучивающуюся поверхность реки.

И вот высокий, сухопарый Филя Гапончик, голый по пояс, как и все гребцы, наклонился, подтянул высокие голенища бродней и пошел на нос плота, перескакивая с бревна на бревно. Во взглядах, которые он кидал па берег, чувствовалась тревога, хотя Филя и старался ее не выдать.

До берега оставалось шагов двадцать, когда Филя, держа под мышкой свернутый колесом тяжелый цинкач, ступил на крайнее бревно и приготовился к прыжку. Плот уже взрыл галечное дно, и Филя, кинув улыбчивый взгляд на Маришку и ухватив правой рукой цинкач, метнулся на берег.

То ли переднее бревно наскочило на подводный валун, то ли бродни у Фили осклизли, но нога его, опершаяся о бревно, скользнула, и он рухнул в воду.

Падая, Филя успел все-таки выкинуть цинкач на берег и крикнул не своим голосом:

— Побарствуй! Хватай цинкач!..

Чепсараков, привыкший всем оказывать услуги, не раздумывая кинулся к цинкачу, схватил за конец и поволок его к ближайшему тополю.

Мужики и бабы, стоявшие на берегу, с криком, толкая друг друга, кинулись выручать Филю Гапончика. У воды получилась свалка, помешавшая гребцам выпрыгнуть на берег. А плот уже развернуло и течением потащило вдоль берега, затрещали кое-где лопнувшие березовые крепи.

Абрам кормовым веслом бил изо всех сил, стараясь оторвать корму от берега и не дать плоту еще раз развернуться. И между тем кричал:

— Мужики! Мать вашу перетак! Цинкач трави! Да народ гоните в шею — ребятишек захлестнет!..

Крик этот был услышан вовремя. Чибурдаевцы сыпанули от берега, оставив вылезающего из воды Филю. Он попытался вскочить, но тут же упал и опрокинулся навзничь — видимо, вывихнул ногу.

Чепсараков успел-таки несколько раз обвить тополь цинкачом, но, увидев сыпанувший от берега народ, кинулся вслед за всеми. Не захлестнувшийся как следует цинкач под тяжестью плота натянулся, как струна, а свободный конец его, изогнувшись гигантской черной змеей, стал со свистом раскручиваться вокруг дерева. Приподнявшийся на локтях Филя, бледнея, остановившимися глазами смотрел на приближающийся конец цинкача. Оцепеневшие от страха гребцы кинулись к поперечному бревну, в котором в широких пазах-уключинах были закреплены греби, и залегли за ним.

В это время Данилка Чепсараков, схватившись за голову, не обнаружил на ней старой бараньей шапки, в которой oн ходил зимой и летом. В полной лишений Данилкиной жизни это было единственное богатство. И он со всех ног рванулся к берегу, где виднелась оброненная в сутолоке шапка.

Адай обернулся и, увидев бегущего к воде сынишку, а также готовый через несколько секунд освободиться цинкач, взревел, как раненый марал, и саженными прыжками метнулся к тополю. Подпрыгнув, он схватил рассекавший воздух конец цинкача в момент, когда проволочный жгут был готов полоснуть его Данилку, а заодно и Филю Гапончика. Перерезанная кора тополя дымилась. Из пораненных рук Адая брызнула кровь...