Новое о декабристах. Прощенные, оправданные и необнаруженные следствием участники тайных обществ и военных выступлений 1825–1826 гг. - [210]

Петербургское следствие получило сведения, сообщенные на допросах Мозалевским и в рапорте Щербатова, от главнокомандующего 1-й армией Ф. В. Остен-Сакена. Судя по всему, следствие было удовлетворено ответом, что майора «Крупникова» в 4-м пехотном корпусе не оказалось, а поручик Крупеников является «отличным» офицером[1166]. Об этом свидетельствует итоговая записка о С. Муравьеве-Апостоле, составленная Боровковым, где утверждается, что письмо в Киев руководитель восстания Черниговского полка «…писал по словам Кузмина, который уверил его, что Круп[е]ников примет участие в возмущении, да и по сделанным выправкам майора Круп[е]никова в 4-м корпусе… вовсе не оказалось; поручик же Кузмин при взятии возмутителей застрелился»[1167].

Как результат расследования в отношении Крупеникова, фактически остановившегося после первого же рапорта Щербатова, следует привести еще фрагмент из всеподданнейшего доклада Аудиториатского департамента по делу офицеров Черниговского полка от 10 июля 1826 г.: «В Курском полку, по уверению командира 4-го пехотного корпуса… нет майора Крупеникова, а хотя и есть поручик Крупеников, но сей по объявлению полкового командира есть один из самых добронравных и верных офицеров, который обязан семейством и совершенно не заслуживает никакого подозрения» [1168].

Нет сомнения, что следователи удовлетворились рапортом Щербатова и показаниями С. Муравьева-Апостола. Факт отсутствия серьезного внимания следствия и оправдания лица, подозревавшегося в готовности участвовать в мятеже, только благодаря положительной характеристике, данной полковым и корпусным командирами, представляет собой исключительный случай. Обыкновенно следствию требовались более веские доказательства невиновности подозреваемого. Остается лишь согласиться с мнением Ю. Г. Оксмана по этому вопросу: «Трудно ныне судить, насколько серьезными были предположения о возможности восстания в Киеве при приближении к нему революционных рот С. И. Муравьева-Апостола, но каковы бы эти основания ни были, следствие на них почему-то не остановилось, и формальной отпиской князя Щербатова разрешился даже такой первостепенной важности вопрос, как расчеты мятежников на батальон Крупенникова…»[1169].

Следует сделать существенную поправку: речь шла, собственно, не о восстании в Киеве, а о значительно более реальном плане – присоединении батальона Курского пехотного полка к восставшим частям на «сборном пункте» в Брусилове. Увлечь в таком случае батальон, окруженный войсками, уже участвующими в мятеже, по сценарию испанской «военной революции», было бы намного проще.

Итак, документы фиксируют несомненный факт – руководители восстания надеялись на поддержку и конкретное участие в мятеже офицера Курского полка. Крупеников, как это следует из содержания адресованной ему записки лидера мятежа, должен был присоединить свой батальон к мятежным частям в Брусилове.

Заговорщика майора Крупеникова (Крупникова) следствие не обнаружило, зато существовало вполне реальное лицо – поручик Крупеников (связи которого с заговором следствие выяснять по неизвестным причинам не стало). Тем не менее, несмотря на имеющиеся документальные свидетельства, исследователи долгое время ограничивались лишь констатацией недостоверности сведений записок Горбачевского, причем многие из них сомневались в реальном существовании Крупеникова, несмотря на то что в VI томе «Восстания декабристов» был опубликован рапорт А. Г. Щербатова со сведениями о поручике Крупеникове и изложением отобранных у него показаний[1170]. М. К. Азадовский, ограничиваясь выводом следствия о том, что «никакого майора Курского полка Крупенникова не существовало», полагал, что «внесенный в воспоминания Горбачевского рассказ Мозалевского нужно считать недостоверным и выдуманным»[1171]. Действительно, сообщаемые Горбачевским факты требуют тщательной проверки и критического отношения, но не следует забывать, что в основе даже, скорее всего, вымышленных эпизодов нередко находятся обстоятельства, имевшие место в реальности. Важно отметить, что выдуманные Горбачевским подробности встречи Мозалевского и Крупеникова в Киеве не должны заслонять реального факта отправки посланца лидера мятежа с письмом, адресованным Крупеникову.

О. И. Киянская, автор новейшего исследования о событиях в Черниговском полку, много сделавшая для того, чтобы избавить ряд фигур, оказавшихся на периферии событий и в тени расследования 1826 г., от легендарного статуса в исторической литературе, уделила специальное внимание командировке Мозалевского и связям мятежников с офицерами, находившимися в Киеве, и окончательно идентифицировала личность Крупеникова. Оказалось, что в Курском полку действительно служил поручик Крупеников; его биографические данные восстановлены по печатным «Высочайшим приказам о чинах военных…», имя и отчество – по делам Инспекторского департамента Военного министерства[1172].

Для нас важен конкретный аспект вопроса: был ли Крупеников членом тайного общества, и если да, то какого? Как отмечалось выше, согласно запискам Горбачевского офицер Курского полка Крупеников – заговорщик, член тайного общества. По показаниям С. Муравьева-Апостола, «майора Крупникова» ему указал «славянин» АД. Кузьмин, покончивший с собой после подавления восстания. М. Муравьев-Апостол показал, что о Крупеникове как участнике тайного общества Кузьмин знал потому, что он был принят Я. М. Андреевичем, активным членом Общества соединенных славян, который, кстати, так же как и Крупеников, служил в Киеве