Новелла современной Румынии - [166]

Лишь к утру я подошел вплотную к городу. До первых домов оставалось не больше двухсот метров, когда из-за них показалась рота солдат в полном боевом снаряжении. С трудом мне удалось укрыться за какими-то кустами. Словно нарочно, как раз против моих кустов солдаты свернули с дороги в поле. Недалеко от моего убежища командир роты что-то скомандовал: солдаты приготовились к учению. Пять часов подряд я дрожал в кустах, распластываясь на животе всякий раз, когда мне казалось, что меня могут заметить. К тому же меня страшно мучил голод. У меня даже возникла мысль выйти из своего убежища и попросить у них поесть. К счастью, я своевременно раздумал.

Наконец, часам к двенадцати, солдаты выстроились и отправились обратно в город. Решаю подождать немного, пока они отойдут подальше, затем тихонько бреду за ними. Но недалеко от въезда в город я замечаю двух жандармов, с перьями на шляпах, прогуливающихся с винтовками на плече. Усевшись на обочине и опустив ноги в придорожную канаву, я терпеливо жду их ухода. Но жандармы и не думают уходить. Медленно расхаживая на участке дороги протяженностью до ста метров, они останавливают всех прохожих, идущих в город или выходящих из него, и проверяют их документы. При мне одно судовое удостоверение и расчетная книжка, выданная пароходством. Ясно, что мне не попасть в город. Уйти тоже нельзя. Нужно ждать, пока совсем стемнеет, чтобы уйти незамеченным. Сожалею, что не пошел за сапожником. Уверен, что он уже лежит где-нибудь с плотно набитым брюхом и нежится в чистой постели.

Обратный путь к железнодорожной линии мне кажется бесконечным. К полуночи, полумертвый от усталости, я усаживаюсь под деревом и решаюсь съесть хлеб, подаренный мне раввином. Но после недолгого раздумья я вновь откладываю это на следующий день, рассчитывая, что ночью, во сне, все равно не буду чувствовать голод. Укладываюсь и засыпаю мертвым сном. Мне снится, что я на судне, что его камбуз битком набит изысканной едой. Потом мне приснилось, что я старший повар большого ресторана и снимаю пробу со всех блюд.

Когда я проснулся, солнце било мне прямо в лицо. Голод мучил меня, хотелось пить. Все же у меня хватило силы не разворачивать платка раввина. Решаю съесть хлеб только тогда, когда дойду до железнодорожной линии.

Иду медленно, все время засовывая руку в карман и ощупывая ломтик хлеба. Думаю, что уже миновало время обеда, когда я дошел до того места, откуда накануне двинулся в путь. Некоторое время я торопливо шагал, перепрыгивая с одной шпалы на другую, затем почувствовал усталость, начал ходить по раскаленному рельсу, еле удерживая равновесие. Только мне пришла в голову мысль съесть свой хлеб на ходу или в тени деревьев, как вдали показался человек в форме железнодорожника. Инстинктивно я делаю движение в сторону, чтобы укрыться, но голод советует мне не делать этого. Когда железнодорожник был уже в пятидесяти шагах, он окликнул меня:

— Беглец?

Я утвердительно кивнул головой.

— Тогда убирайся отсюда поскорей! Нынче ночью поймали двоих из вашей братии и расстреляли их. Один из них был в красной клетчатой рубахе.

«Это сапожник! Вот хорошо, что я не пошел с ним!» — У меня задрожали ноги.

— Ладно, уйду, — с трудом выговорил я. — Дай мне только чего-нибудь поесть.

— У меня нет ничего с собой.

Мне и теперь удивительно, как это я не бросился сразу бежать и продолжал настаивать:

— Я подожду тебя здесь. Принеси мне чего-нибудь из будки. Я уже забыл, когда ел в последний раз.

— Не могу, у меня в будке два солдата на постое, уходи, если хочешь уцелеть.

Внезапно мне стало все на свете безразлично.

— Скажи хотя бы, где я нахожусь.

— Недалеко от Эстергома. Советую тебе обойти город. В нем полно немцев. Город эвакуируется.

Я направляюсь к виднеющейся слева от насыпи роще. Хочется плакать с досады. Неужели мне суждено в двадцать лет умереть, как крыса, с голоду?

Солнце жжет, словно хочет сорвать на мне свою злобу. Я покрываюсь потом и чувствую, как силы покидают меня. Меня одолевает желание сесть и не вставать больше, но тут же я задаю себе иронический вопрос: «Если мне суждено умереть, то почему не сделать этого в тени?»

Наконец я в роще. Вытаскиваю из кармана хлеб раввина. При виде свертка мой желудок судорожно сжимается, горло пересыхает, словно при высокой температуре. Уверен, что, не будь со мной хлеба, у меня не хватило бы сил добраться сюда. Кто знает, не подошел ли бы я, мучимый голодом, к солдатам, которые, вероятно, расстреляли бы меня, как расстреляли сапожника! Нет! Нельзя мне съесть и крошки этого хлеба! Теперь этот ломтик хлеба — единственное, что еще придает мне силы. Нужно собраться с силами и идти, идти! Нет никакого смысла терять время! Я решительно засовываю обратно в карман сверток. На ходу время от времени я ощупываю карман, чтобы убедиться, что хлеб на месте. Порой мне кажется, что все это сон и я вот-вот проснусь в своей каюте на барже. Через несколько часов я увидал на опушке леса небольшой хутор. Приближаюсь к нему, уверенный, что через несколько минут моим мукам наступит конец. Я еле сдерживаю крик, готовый сорваться у меня с губ, когда под сенью деревьев вижу несколько военных грузовиков. Стиснув зубы, нащупываю хлеб в кармане и направляюсь в обход хутора.