Главная тема румынской литературы
Ливиу Ребряну и Михаил Садовяну — два различных художественных темперамента, два совершенно не похожих друг на друга писателя, с разным внутренним видением мира, — один беспощадный аналитик человеческой психологии и социальных условий, стремящийся быть предельно объективным, а потому как бы скрывающий свое авторское, писательское отношение к тому, что он изображает, другой полон сочувствия к людям, о которых пишет, — он непосредственный участник происходящих событий и тогда, когда рассказывает о том, что пережил и увидел сам, чем взволнован, и тогда, когда передает чужой рассказ, потому что и чувства других он принимает близко к сердцу, ибо в первую очередь сопереживает он, автор, заставляя сопереживать и читателя. Ливиу Ребряну главным образом эпик, Михаил Садовяну в основе своей лирик. И вместе с тем, несмотря на все различие их творческих индивидуальностей, они два крупнейших представителя реалистического направления в румынской литературе XX века и неразрывно связаны между собой пристальным вниманием к судьбе родного народа, кровной заинтересованностью в положении крестьянина-труженика.
Для Румынии, страны аграрной, где пережитки феодализма сохранились и на протяжении первой половины XX века, судьба народа и судьба крестьянства были неразрывно связаны между собой.
«Талпа цэрий» — «основа страны» — так называли в буржуазно-помещичьей Румынии крестьянство. Но это же слово «талпа» имеет в румынском языке и другой смысл, притом не иносказательный, а основной: подошва, подметка. Когда крестьянину хотели польстить, тогда он был «основой», но чаще всего ему приходилось быть «подошвой», на которую буржуазно-помещичье государство опиралось всей тяжестью налогов, поборов, бесправия.
Румынская литература, становление которой происходит на рубеже XVIII–XIX веков, с самого же начала выступает как поборник прав и свободы народа. В первой половине XIX века в литературе понятие народа сливается с понятием нации. Это было и естественно, потому что в то время для румын не было ни национального единства, ни национальной свободы: так называемые Дунайские княжества — Мунтения, или Валахия, и Молдова, — которые лишь во второй половине века объединились в единое национальное государство, Румынию, находились под властью турок. Считаясь номинально самостоятельными, княжества зачастую управлялись господарями, ставленниками Оттоманской империи, которые с начала XVIII века в течение более ста лет выбирались из фанариотов, верных турецкому султану греческих семейств.
Общий подъем национально-освободительной борьбы против турецкого владычества, охватившей в первой половине XIX века все Балканы, затронул и Дунайские княжества. Но крупнейшее восстание в 1821 году, во главе которого стоял Тудор Владимиреску, было направлено не только против «внешних» угнетателей, турок, но и против «внутренних» — бояр и помещиков. С этого времени в умах передовых людей постепенно вызревает идея необходимости не только национальной независимости и единства, но и социальной справедливости.
Революция 1848 года, прокатившаяся по всей Европе, достигла и Дунайских княжеств. Стремление коренным образом изменить жизнь народа не могло не поставить вопроса о крестьянстве. После долгих дебатов в программу румынских революционеров, получившую название Ислазской прокламации, был включен пункт о наделении крестьян землей за выкуп. Революционная вспышка в Дунайских княжествах закончилась неудачей, в первую очередь потому, что революционеры не смогли привлечь на свою сторону народные массы, то есть крестьянство. Но требования 1848 года продолжали оставаться настоятельной необходимостью общественного развития. В упорной борьбе против феодалов-сепаратистов достигается в 1859 году фактическое объединение княжеств. В 1864 году проводится весьма ограниченная аграрная реформа: крестьянам за выкуп предоставляется возможность получить небольшие наделы земли. После русско-турецкой войны 1877–1878 годов, в которой принимали участие и румынские войска, Румыния обретает независимость от Оттоманской империи. Хотя все это было значительным шагом вперед в жизни румынского общества, однако к радикальным переменам в жизни трудового народа не привело. Вместо республиканского строя, о котором мечтали наиболее прогрессивные умы, была установлена конституционная монархия. Освободившись от прямой дани турецкому султану, «свободная и независимая» Румыния распахнула доступ другому угнетателю — иностранному капиталу. Земельная реформа не решила крестьянского вопроса. Не успели румынские солдаты, сражавшиеся под Смырданом и Гривицей, прошествовать торжественным маршем по главной улице Бухареста, как вновь начались крестьянские волнения, опять раздался отчаянный и вместе с тем грозный стон: «Хотим земли!»
Тот романтический подъем, который предшествовал революции 1848 года, придавший свою окраску и литературе, иссяк, как только свобода, равенство и братство обрели свой буржуазный облик. В последней четверти XIX века румынская литература занимает резко критическую позицию по отношению к «чудовищной коалиции», как назвал великий румынский писатель Ион Лука Караджале буржуазно-помещичий строй. И если прогрессивная литература продолжает защищать народ, то уже не как нацию в целом, а как его трудовое большинство, крестьянство, лишенное земли и гражданских прав, угнетенное, страдающее, темное.
