Новелла современной Румынии - [164]

Удовлетворенный, агент речной полиции начинает шагать по комнате размеренными шагами. Четыре шага влево, четыре шага вправо. Некоторое время я следил за ним глазами, затем уставился на стоящие на столе туфли. Это были простые черные туфли, приобретенные в Братиславе за двадцать пачек сигарет. В Вене я мог бы их получить за пять пачек и четвертинку рома. Зачем он потребовал, чтобы я их поставил на стол?! Это, наверное, шутка. Глупая шутка. Все же мне очень не по себе. Хотелось бы думать, что это только из-за туфель. Как бы то ни было, разутый человек теряет свое достоинство. Я кладу ногу на ногу. Черт меня дернул надеть именно сегодня рваные носки!

Агент продолжает прогуливаться передо мной. Я предпочел бы, чтобы он задавал мне вопросы, а не оставлял меня разутым, в полном смятении. Вдруг послышался шум остановившейся перед подъездом автомашины. «Это за мной, — мелькнуло у меня в голове, и я напрасно пытаюсь скрыть свое волнение. — А почему бы им приезжать именно за мной? — успокаиваю я себя. — И куда они собираются меня везти? То есть…»

Тем временем дверь открылась, и в ней появился еще молодой лейтенант, с подстриженными, как у Кларка Гэбля[26], светлыми усиками. Он отдает честь по-военному, мерит меня глазами, затем его взгляд падает на злополучные туфли на столе. Одно мгновение у меня создается впечатление, что он сдерживает улыбку. Меня злят все эти предположения и подозрения.

— Чьи это туфли? — нахмурившись, спрашивает лейтенант.

— Мои, — тихо отвечаю я и поворачиваю голову в сторону агента, ожидая, что он объяснит лейтенанту, в чем дело.

— Твои?.. — кричит взбешенный лейтенант. — Где ты находишься?! В Валахии, что ли?! А?! — И, не дав мне времени для ответа, он отвешивает мне пару пощечин. — Болтаешься здесь да ставишь свои туфли на стол! — С жестом отвращения он сбрасывает туфли со стола и злобно глядит на меня, словно я убийца. — Обувайся сейчас же!

II

Тяжелая дверь подвала, куда меня втолкнули, с грохотом захлопнулась, и я прислонился к липкой стене, закрыв глаза, чтобы свыкнуться с темнотой. Еще не открывая глаз, я установил два обстоятельства: во-первых, в подвале было очень тепло и, во-вторых, у меня под ногами солома.

— Привели еще одного, — послышался неподалеку от меня чей-то пискливый голос. Я тут же открыл глаза, но не мог никого разглядеть. Человек с пискливым голосом чиркнул спичкой и осветил мое лицо. — Какой-то парень, — констатировал он с досадой.

Откуда-то из полумрака появился еще один тип.

— А тебя за что взяли?

— Не знаю.

— Ты румын?

— Да.

— Какие же тебе еще причины нужны?

Пламя спички вспыхнуло в последний раз и погасло. Снова все погрузилось во мрак.

— А вы почему здесь? — спросил я с любопытством.

— Ты что, газет не читаешь?

— Нет, не читал. Только этой ночью я прибыл в Будапешт. Я моряк. Почти две недели не видел газет.

— Ну, тогда другое дело. Неделю тому назад Румыния перекинулась на сторону русских, понятно? Вот поэтому-то нас и арестовали. Нет ли у тебя чего-нибудь съестного, сынок?

— Нет.

— Дело дрянь. Мы уже два дня ничего не ели.

Наш разговор прервал сонный голос, раздавшийся откуда-то из глубины подвала:

— Да замолчите же вы наконец. Ложитесь спать. Когда спишь, хоть голода не чувствуешь.

Я постоял еще некоторое время, прислонившись к стене, а потом решил прилечь и стал собирать себе солому для подстилки. Я не был озабочен: досадно было только, что я не успел повидать родных. Обычно, как только я прибывал в Будапешт, первым делом заходил домой, но вчера сразу же по прибытии меня одолели тысячи дел, даже поужинать некогда было: все время стоял у штурвала и до того устал, что не хотелось сходить на берег. Утром же начались маневры, работы по причаливанию, вот и опять никуда не пришлось сходить. К тому же опять не удалось поесть. Черт его знает, почему я себе ничего не приготовил на завтрак? Впрочем, я рассчитывал по окончании работы сходить в город и пообедать в ресторане. Уйти бы мне лишь на четверть часа раньше, никакой агент речной полиции не нашел бы меня на барже. Черт бы побрал все эти «если бы»!..

К вечеру я почувствовал голод.

Конечно, если бы я не знал, что мои товарищи по подвалу не ели уже больше двух дней, я не очень бы задумывался над этим. Но тут ощущение голода завладело мной.

На следующий день к вечеру дверь подвала раскрылась, и нас погнали в какой-то двор, окруженный высоким каменным забором.

— Это военная тюрьма, — шепнул мне сосед, после того как мы выстроились по ранжиру.

Тот же лейтенант со светлыми усиками предупредил нас:

— Любая попытка к бегству карается смертью.

— Дайте нам поесть! — крикнул кто-то из строя.

— Получите, когда прибудете на место.

— А куда вы нас отправляете?

— Там увидите… изменники!

III

Нас посадили в закрытые грузовики, а на товарно-сортировочной станции разместили по тридцать человек в каждом товарном вагоне. Если не считать духоты и ощущения голода, то в вагоне мы почувствовали себя лучше, чем в подвале. По крайней мере здесь не было темно, и мы знали, что по прибытии на место нас ожидает миска с едой.

Вагон, в который я попал, был старый, с полусгнившей деревянной обшивкой. По рассыпанным повсюду обрезкам досок и опилкам можно было догадаться, что до нас вагон был использован для перевозки пиломатериалов. Не дожидаясь, пока к этой мысли придут мои спутники, я сгреб порядочную кучу опилок, из которых намеревался устроить себе ложе на ночь.