Новая жертва - [160]

 Как-то Ирена напрямую спросила Зе Балашу, отчего умерла его жена. Она была уверена, что он не станет лгать, но ответ Зе обескуражил Ирену:

 —  Она умерла… от сердечного приступа…

 —  Это неправда! Твоя жена умерла в результате несчастного случая в Итатиайе. Она упала с лошади, ударилась головой о камень и скончалась, —  не стала скрывать своей осведомлённости Ирена.

 Она увидела, как изменилось лицо Зе Балашу. Только что перед ней сидел прямой, уверенный в себе мужчина – и вдруг она увидела испуганного, растерянного старика…

 —  Откуда ты знаешь? – пробормотал он.

 —  Почему ты солгал? – вопросом на вопрос ответила Ирена, но ничего больше не добилась от Жозе: он замкнулся в себе.

 Тогда Ирена приступила к Яре и Жуке. Яра сказала, что, насколько ей известно, бабушка умерла от сердечного приступа. Жука также не смог сообщить Ирене ничего нового: да, мама скончалась в Итатиайе, что-то случилось с сердцем…

 —  Нет, —  проговорила Ирена, —  в полиции я узнала, что твоя мать упала с лошади, когда они с Зе Балашу были в Итатиайе. Твой отец подтвердил мне это.

 Жука в изумлении уставился на неё.

 —  Но почему он скрывал это от нас?

 —  Я и сама хотела бы это понять, —  отозвалась Ирена.

 Воспользовавшись отсутствием матери, Сидней перерыл всю квартиру, пытаясь отыскать доказательства тому, что между его семьёй и семьёй Феррету существует какая-то связь. Джеферсон и Патрисия помогали ему.

 В комнате матери Джеферсон обнаружил спрятанный документ. То есть сперва он не понял, что в нём заключена какая-то загадка, ибо знал, что отец работал на дону Ану в пиццерии «Ла Мамма», но, отложив документ в сторону, вдруг почувствовал: что-то не так в этой бумаге… Он снова взял документ в руки и, вчитавшись в него как следует, изумлённо присвистнул.

 —  Что там? – спросил его Сидней.

 —  Отец работал в пиццерии «Ла Мамма» в Бешиге, —  объяснил Джеферсон.

 —  В Мооке, —  поправил его Сидней.

 —  Да нет же! Посмотри! – Джеферсон поднёс бумагу к глазам Сиднея. – В Мооке «Ла Мамма» принадлежит доне Ане, а в Бешиге – семье Феррету.

 Сидней склонился над документом и несколько секунд изучал его.

 —  Это контракт, —  наконец, произнёс он. – посмотри, Патрисия. Отец заключил контракт с мужем доны Филомены Феррету, а мы ничего не знали об этом.

 В этот же день Сидней потребовал объяснений от матери:

 —  Если отец отказался от должности на комбинате, то почему он работал в пиццерии в Бешиге? Хозяин ведь тот же!

 Фатима растерялась.

 —  Не знаю, —  пролепетала она. – Я ничего не знаю! – Слёзы выступили у неё на глазах. – Оставь меня!

 Патрисия вступилась за мать:

 —  Оставь маму в покое, Сидней! Ты видишь, как она расстроена! Не переживай так, мамочка! Почему у тебя такой потерянный вид?

 Фатима не ответив, выставила обоих детей из комнаты и захлопнула дверь перед их носом.

 —  Вот и я хотел бы знать, почему… —  задумчиво проговорил Сидней.

 Бруно слышал, как Адалберту спустился по лестнице, вышел из дома и сел в машину.

 Он взглянул на часы. Без двадцати девять. Элизеу, Филомена и Изабелла давно в театре. Дома только Розанжела и Дива, но и те, похоже, укладываются спать. Среди ночи ему придётся разбудить их – с помощью этих женщин он надеялся обеспечить себе алиби.

 Машина отъехала от особняка, и Бруно придав лицу выражение оскорблённого достоинства, вошёл в комнату Романы.

 —  Я зашёл сказать, что уже подыскал себе жильё и уезжаю. Но сначала мне хотелось проститься с тобой. Выпьешь со мной на прощание?

 Романа отшвырнула от себя журнал, который рассеянно листала до появления Бруно.

 —  Пожалуй, —  сказала она.

 Бруно взял на кухне бутылку виски, объяснив Диве, что дона Романа хочет выпить, и в коридоре, оглядевшись, разлил виски по бокалам. В бокал, предназначенный Романе, он бросил три таблетки снотворного. И с безмятежной улыбкой вошёл к «мамочке».

 Романа встретила его угрюмым взглядом.

 —  Ну что ж, отпразднуем твой уход из моей жизни, Бруно!

 Бруно было не до её колкостей. Лишь бы выпила!

 —  И твой – из моей! – поддержал он тост. – Чокнемся?

 —  Не стоит. – процедила Романа и залпом осушила свой бокал.

 Половина дела была сделана.

 Что-то вроде жалости к поверженному врагу шевельнулось в груди Бруно.

 —  А ты помнишь, Романа, как мы с тобой впервые встретились? – заговорил он. – Я тогда был в отчаянном состоянии.

 —  Ты стоял, прислонившись к стене у ворот церкви, —  ударилась в воспоминания Романа, —  полумёртвый от голода и холода…

 —  Ты повела меня в ресторан и заказала спагетти…

 —  И рюмку виноградной водки… —  проговорила Романа. – Но к чему эти ностальгические воспоминания? Ты хочешь разжалобить меня, чтобы затащить в постель?.. Нет уж! К тому же, —  она зевнула. – я действительно хочу спать.

 —  Проводи меня до двери, —  пристально всматриваясь в неё, сказал Бруно.

 Они спустились в гостиную, и тут Романа пошатнулась. Бруно поддержал её:

 —  Что с тобой?

 —  Что со мной? – пролепетала Романа, пытаясь прийти в себя. На неё навалился сон, и ей хотелось утонуть в его глубинах… Бруно видел это. И вдруг Романа произнесла совершенно трезвым голосом: —  Что ты подсыпал мне в виски?