Новая версия - [29]

— Боитесь вы Василия Васильевича больше, чем тюрьмы, — сказал Неведов, — вот ведь как он хорошо вас защитил: убил ни за что ни про что человека.

Щекутьев не возразил, но мимолетная усмешка пробежала по его губам.

Так ничего и не понял, подумал Неведов. Для него до сих пор этот летчик спаситель, а не преступник. Возможно, прав Федот Егорыч, и Василий Васильевич не такой, как я себе нарисовал. Не Каленый. И Каленый появился чуть позже, чем было совершено непреднамеренное убийство. В самом деле, трудно иначе оценить ситуацию, если вдруг оказаться на месте летчика: открытая настежь дверь тамбура, Гашев тащит к ней бездыханного Графолина… И летчик не раздумывая ударил. Скорей всего так и было. Но потом появился Каленый. Откуда только он взялся? Тоже ехал в поезде? Подслушал где-то разговор? Но где? — и неожиданно Неведову вспомнилось: Новосибирск — ювелирный, Рига — мебельный!.. — Значит, в московском мебельном приценился к Щекутьеву Каленый.

В мебельном Каленый искал себе сообщника. Там! Туда устроился продавцом спустя время Щекутьев, где без сомнения бывал и Графолин, а возможно, и Василий Васильевич…

— Расскажите о Михаиле Касперовиче Наумове, — попросил Неведов.

— Извините, но я не знаю Касперовича, — виновато сказал Щекутьев. Весь его вид говорил, что и вправду он не знает такого человека.

— Может, он вам представился иначе?

Щекутьев пожал плечами, и глаза его тревожно блеснули.

— А Симакова Меццу Авраамовича тоже не помните?

Щекутьев потупился, взял папиросу со стола, закурил.

— Симакова вспомнили, Щекутьев?! — настойчиво сказал Неведов.

— Мало ли кому я помогал приобрести мягкую мебель и гарнитуры! — неожиданно зло ответил Щекутьев. — Всех дармоедов не упомнишь.

«Решил все валить на взятки, — подумал Неведов, — но Каленого и Симакова он знает, да еще как знает! даже волосы затряслись на затылке — заволновался».

В дверь постучали, и вошел следователь Крайний.

— Разрешите, Николай Иванович!

— Да, Лев Георгиевич. Заходите!

Щекутьев смял папиросу в руке. Тяжело вздохнул. Глаза его потускнели. Крайний сел на диван в углу кабинета. И Неведов включил магнитофон.

16

Аккуратным почерком Войтов выписал на отдельном листочке десяток фамилий и рядом — серии и номера паспортов. Лейтенант их отсеял среди множества документов, которые были утеряны и зарегистрированы в справочных бюро. По его версии, некоторыми из них мог воспользоваться Каленый. И еще любопытное обстоятельство выяснил Войтов. Графолин часто заказывал авиабилеты в Москве. Сохранились копии заказов в Ригу, Новосибирск, Ленинград, Ташкент, Барнаул (!). Судя по записям, Графолин летал туда с Наумовым — так представился Симакову Каленый — с Лидятовым, с самим Симаковым и с Вязниковым. По дням эти вылеты совпадали с кражами в ювелирном (Новосибирск), мебельном (Рига), в Гостином дворе (Ленинград).

Войтов был убежден, что Наумов, Лидятов и Вязников — одно лицо. Но старичок, приносивший по заказу билеты Графолину, утверждал обратное. Он сам видел, что это были разные люди. Агент аэрофлота гордился своей памятью и очень точно описал Графолина, какие вещи находились у него в квартире, даже вспомнил, во что был одет Графолин во время его визитов, как он говорил и держался. Совершенно неожиданно он узнал в Вязникове Василия Васильевича, которого ему обрисовал Неведов.

— Да, это и есть Вязников, — подтвердил Пильщиков, рассматривая фоторобот летчика, — очень приличный с виду человек, ласковый и уважительный. Когда я пришел с билетами, он в тренировочном костюме с синими лампасами сидел рядом с Графолиным. По радио пела Мирей Матье. Шел седьмой час вечера.

Неведов с интересом посмотрел на Пильщикова.

— Неужели запомнили Мирей Матье?

— Я даже помню, что у Графолина ручные часы — а он несколько раз смотрел на них — стояли, — с гордостью ответил Пильщиков, — поэтому ему было незачем смотреть на них. А ваши часы «Москва» убежали на минуту вперед.

Неведов проверил время по телефону и перевел часы.

— Вы очень наблюдательны, — заметил он, — не работали раньше кассиром-инкассатором?

— Перед уходом на пенсию, — улыбнулся Пильщиков, и впервые в его глазах мелькнул интерес к разговору. Он с уважением посмотрел на Неведова.

«Самолюбивый старик, — подумал капитан. — Вероятно, считает свою память по меньшей мере феноменальной». Но он не признал в Гашеве Каленого, как это сделал Крайний, однако и не спутал двойника с Графолиным на раскадровке, сразу заметил несоответствия, чего они не увидели с Васильевым.

Пильщиков, прикуривая папиросу, наклонил голову, и Неведов увидел сбоку на шее у него шрам.

— На фронте были ранены? — спросил капитан.

— На работе, — ответил Пильщиков, — в тревожное время она учила быть внимательным каждую секунду. Большие деньги были доверены.

— На квартире Графолина ничего вас не насторожило?

— У меня не было с собой больших денег, — улыбнулся бывший инкассатор, — просто осталась привычка запоминать и реагировать на малейшее изменение обстановки.

— Случайно не запомнили, где был прописан Вязников?

Пильщиков задумался.

Неведов машинально нарисовал на листке бумаги лицо Пильщикова: тяжелый бугристый нос, ветвистые брови, наполовину прикрытые редкими ресницами небольшие глаза, тщательно выбритые щеки, изборожденные морщинами, подпирал крахмальный воротничок, острый подбородок разрезал манишку надвое. Рядом с этим рисунком появилась «Победа», маленький человек падал у открытой дверцы. В одной руке у него был револьвер, в другой — банковский мешок. Вероятно, так и был ранен Пильщиков, но деньги грабителям не позволил отобрать. Стреляли откуда-то сбоку.