Новая версия - [28]

Иван Иванович был надломлен своим положением.

Неведову он откровенно обрадовался, как старому знакомому, у которого можно найти защиту. Следователь Крайний отчаянно напугал его во время допроса в тюрьме, и он просил о встрече с Неведовым, чтобы ему объяснить чистосердечно свою невиновность и непричастность к убийству инженера Гашева.

Щекутьеву казалось, что дело его сразу же прояснится, стоит ему рассказать все обстоятельства на сей раз честно и откровенно. Но, оставшись с глазу на глаз с капитаном Неведовым, он стал вновь юлить, врать, изворачиваться.

Неведов ловил его на лжи, и Щекутьев немедленно придумывал новую, мгновенно находя объяснение старой. В его показаниях все более и более вырастала фигура летчика гражданского флота, как человека опаснейшего, коварного и способного совершить самое тяжкое преступление.

Врал Щекутьев вдохновенно и очень правдоподобно.

Неведов, слушая его, делал пометки в блокноте Войтова. Количество стенографических значков росло. Наконец Щекутьев выговорился и замолчал. Он был упоен мыслью, что его отпускают домой под расписку о невыезде, о чем в самом начале разговора предупредил Неведов. И чистосердечное признание отодвинулось, теперь вообще могло не состояться. Иван Иванович надеялся на это и просил Неведова не передавать его Крайнему. Барнаульского следователя он ругал самыми последними словами. Он обретал в себе уверенность и в какой-то момент забыл об осторожности (магнитофон был выключен, показания не фиксировались), сказал доверительно:

— Крайний мне все время твердил про складной нож, но вы же прекрасно знаете, что никакого складного ножа не было. Был охотничий в ножнах. Как он оказался на полу — и до сегодняшнего дня не пойму. Но это факт. Крайний хотел, чтобы я признал складняк, но я его в глаза не видел.

— Так-то оно так, — согласился Неведов и достал из сейфа пакет, в котором лежал изъятый при обыске у Щекутьева офицерский ремень, — в поезде на вас был надет этот ремень?

— Да, — сказал удивленно Щекутьев.

— А вот к этому кольцу, — Неведов показал на ремне кольцо, — очень удобно крепится охотничий нож с ножнами. Под свитером носить совершенно незаметно. Вы сами неоднократно подтверждали, что на вас был в поезде свитер Графолина. И ремень вы позаимствовали?

— Вы опять меня отправите в тюрьму?

— Я хочу, чтобы вы без моей помощи рассказали все как было. Понятно? Про складной нож пусть думает следователь Крайний. — Неведов достал из стола охотничий нож в кожаном чехле, пристегнул металлическим карабинчиком к кольцу на ремне, сказал:

— Графолин пожалел выкинуть ценную вещь, хранил у себя в память об отце.

Щекутьев быстро взглянул и опустил голову.

— Хорошо, — сказал он, — но я не убивал Гашева, я не виноват… — плечи его затряслись, — нас били с Андреем в тамбуре, как собак. Страшно вспомнить. Я старался закрыть лицо руками и не упасть. Тогда бы затоптали… Располосовали в клочья свитер.

— За что все-таки били?

— Пристали какие-то ребята в ресторане, когда он уже закрывался. Мы брали вино, чтобы выпить еще в купе. Они потащили нас в тамбур, отняли бутылки, деньги. Все были пьяные. Меня ударили головой о стену. Откуда-то появился Гашев, поволок Андрея к открытой двери тамбура. Дальше, что произошло, я вам уже рассказывал, — Щекутьев умоляюще посмотрел на Неведова, — я не убивал Гашева. Летчик Василий Васильевич его ударил.

— Успокойтесь, — сказал Неведов и налил из графина в стакан воды, — почему вы решили, что Гашев тащил Графолина к открытой двери тамбура, чтобы выбросить его с поезда? Он же не участвовал в драке. Кстати, Гашев видел, как вы подняли с пола нож?

— Н-не знаю. Но Гашев точно тащил Андрея, чтобы сбросить с поезда. Графолин, наверное, был без памяти. Он даже не шевелился.

— А вам не приходило в голову, что именно Гашев хотел вас защитить и его испугались хулиганы? — спросил Неведов.

— Это исключено! — испуганно возразил Щекутьев и с беспокойством взглянул на Неведова. — Гашев тащил Андрея к открытой двери…

— И хотел привести в чувство, — перебил Неведов, — больше ничего! Понимаете? Гашева ударили ваши обидчики дважды складным ножом. Или это вы ударили?

— Не я. Уж сто раз говорил: складняка и в глаза не видел.

— Разумеется, — сказал Неведов, — вы в это время закрывали руками лицо. А надо вспомнить тех, кто вас бил.

Щекутьев задумался на секунду и виновато развел руками.

— Столько лет прошло.

— Почему вы боитесь рассказать о Василии Васильевиче? — Неведов внимательно посмотрел Щекутьеву в глаза.

— Мне нечего рассказывать, — засуетился Щекутьев, — Василий Васильевич нас с Андреем спас от хулиганов. Они забили бы нас до смерти да и махнули бы с поезда, а Крайний еще лет десять искал бы виноватых.

— Тогда отчего вы решили, что летчик способен не задумываясь убить человека!

— Вы не так меня поняли, — пошел на попятный Щекутьев, — Василий Васильевич был храбрый, отчаянный, дерзкий, страха ни перед кем не знал, — вот что я хотел сказать про него.

— И все-таки вы с ним встречались не так давно! — пристукнул по столу ладонью Неведов. — О чем у вас шел разговор?

— Я ни с кем не встречался. Только съездил к Андрею на дачу — московский телефон не отвечал. Приехал, увидел на двери замок, да и вернулся. — Щекутьев смотрел в сторону и нервно теребил свою козлиную бороденку.