Новая российская дипломатия. Десять лет внешней политики страны - [9]

Шрифт
Интервал

исторического опыта российской внешней политики и дипломатии с

позиций современности. Это тем более важно в условиях, когда процесс

становления новой российской государственности и национального

самосознания происходит на основе активного обращения к историческому

прошлому и традициям страны. Именно в них наше общество черпает

столь необходимые для него ориентиры, чтобы заполнить политико-

психологический вакуум, образовавшийся после крушения старой

системы, и сформировать новую систему ценностей, которая может быть

прочной лишь в том случае, если она зиждется на твердой исторической

почве. Перефразируя мысль А.И.Герцена, можно сказать, что российское

общество, «полнее сознавая прошедшее, уясняет современное; глубже

опускаясь в смысл былого, раскрывает смысл будущего; глядя назад, шагает вперед».

Каковы же общие концептуальные рамки понятия преемственности

применительно к современной внешней политике России по отношению к

советскому и досоветскому периодам? В каких именно областях освоение

исторического опыта имеет наибольшее значение для обеспечения

внешнеполитических интересов страны и совершенствования ее

дипломатической службы в современных условиях?

Сложность ответа на поставленные вопросы заключается прежде

всего в том, что нынешняя внешняя политика России не может

рассматриваться ни как прямое продолжение внешней политики

Советского Союза, ни как механическое восстановление прерванной в 1917

году преемственности в отношении внешней политики Временного

правительства и Российской Империи.

Следует подчеркнуть тот факт, что в декабре 1991 года Российская

Федерация вышла на мировую арену в облике, коренным образом

отличающемся от всех предшествующих исторических форм

существования Российского государства. Это в равной степени относится и


к ее современному политическому строю, не имеющему аналогов в

российской истории, и к столь же беспрецедентному, с исторической точки

зрения, очертанию внешних границ и непосредственному

геополитическому окружению. По всем этим признакам Россия –

действительно новое государство. Отсюда – необходимость выработки

новой системы взглядов на внешнеполитические задачи и приоритеты

страны с учетом новых реальностей как внутриполитического, так и

международного порядка. Но формирование таких взглядов не могло

произойти в одночасье – потребовалось некоторое время, прежде чем в

государственном, политическом и общественном сознании начали

складываться более или менее устойчивые подходы к базовым принципам

внешней политики новой России.

Несомненно, Российская Федерация вышла на мировую арену, как

уже отмечалось выше, имея за плечами многовековой опыт

международного общения, сложившуюся инфраструктуру многосторонних

и двусторонних связей, богатейшие профессиональные традиции русской и

советской дипломатических школ. Однако в наследовании и освоении

этого опыта не было и не могло быть никакого «автоматизма» –

формирование новой внешней политики России с самого начала приобрело

характер творческого процесса и объективно пошло по пути сложного

синтеза советского наследия, возрождаемых российских дипломатических

традиций и принципиально новых подходов, диктуемых кардинальными

изменениями в стране и на мировой арене.

Тот факт, что Советский Союз сошел с исторической сцены не в

результате военного поражения или насильственной социальной

революции, предопределил сложное переплетение элементов новизны и

преемственности в российской внешней политике. Россия порвала с

советским идеологическим прошлым, однако намеренно взяла все

позитивное, отвечающее национальным интересам, из наследия советской

внешней политики. В отличие от событий октября 1917 года, когда была не


только прервана многовековая внешнеполитическая традиция, но и

полностью ликвидирована дипломатическая служба старой России, в 1991

году новая демократическая власть во многом сохранила аппарат

советского внешнеполитического ведомства и его загранучреждений.

Такой подход вполне соответствовал взятой на вооружение в 1991

году концепции Российской Федерации как государства-продолжателя и

правопреемника СССР. Показательно, что свою практическую

деятельность российская дипломатия начала именно с обеспечения

международного признания этой концепции. Первым шагом в этом

направлении было Послание Президента Российской Федерации

Генеральному секретарю ООН от 24 декабря 1991 г. о продолжении

членства СССР в ООН Российской Федерацией, а также о сохранении ею

ответственности за все права и обязанности СССР в соответствии с

Уставом ООН.16 В ноте МИД России от 13 января 1992 г. заявлялось о том, что Российская Федерация «продолжает осуществлять права и выполнять

обязательства, вытекающие из международных договоров, заключенных

СССР».17 Международное признание этих положений имело в тот момент

для России огромное практическое значение, так как позволило, в

частности, сохранить за собой место постоянного члена Совета

Безопасности ООН и решить ряд сложных вопросов правопреемства во

взаимоотношениях с бывшими республиками СССР.

Вместе с тем новая Россия не могла рассматривать себя в качестве

наследницы СССР прежде всего в тех аспектах ее внешней политики, которые были продиктованы теорией «классовой борьбы» на


Еще от автора Игорь Сергеевич Иванов
Внешняя политика России в эпоху глобализации

В книге представлены основные статьи, интервью и тексты выступлений министра иностранных дел РФ Игоря Сергеевича Иванова за 2000-2002 годы, посвященные важнейшим вопросам как мировой политики в целом, так и внешней политике России на современном этапе.


Рекомендуем почитать
ХX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной Европы

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.


К двадцатипятилетию первого съезда партии

Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.


Кольцо Анаконды. Япония. Курилы. Хроники

«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.


Кольцо Анаконды. Иран. Хроники

Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.


Кольцо Анаконды. Арктика. Севморпуть. Хроники

Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.


Мир, который построил Хантингтон и в котором живём все мы. Парадоксы консервативного поворота в России

Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».