Новая российская дипломатия. Десять лет внешней политики страны - [9]
исторического опыта российской внешней политики и дипломатии с
позиций современности. Это тем более важно в условиях, когда процесс
становления новой российской государственности и национального
самосознания происходит на основе активного обращения к историческому
прошлому и традициям страны. Именно в них наше общество черпает
столь необходимые для него ориентиры, чтобы заполнить политико-
психологический вакуум, образовавшийся после крушения старой
системы, и сформировать новую систему ценностей, которая может быть
прочной лишь в том случае, если она зиждется на твердой исторической
почве. Перефразируя мысль А.И.Герцена, можно сказать, что российское
общество, «полнее сознавая прошедшее, уясняет современное; глубже
опускаясь в смысл былого, раскрывает смысл будущего; глядя назад, шагает вперед».
Каковы же общие концептуальные рамки понятия преемственности
применительно к современной внешней политике России по отношению к
советскому и досоветскому периодам? В каких именно областях освоение
исторического опыта имеет наибольшее значение для обеспечения
внешнеполитических интересов страны и совершенствования ее
дипломатической службы в современных условиях?
Сложность ответа на поставленные вопросы заключается прежде
всего в том, что нынешняя внешняя политика России не может
рассматриваться ни как прямое продолжение внешней политики
Советского Союза, ни как механическое восстановление прерванной в 1917
году преемственности в отношении внешней политики Временного
правительства и Российской Империи.
Следует подчеркнуть тот факт, что в декабре 1991 года Российская
Федерация вышла на мировую арену в облике, коренным образом
отличающемся от всех предшествующих исторических форм
существования Российского государства. Это в равной степени относится и
к ее современному политическому строю, не имеющему аналогов в
российской истории, и к столь же беспрецедентному, с исторической точки
зрения, очертанию внешних границ и непосредственному
геополитическому окружению. По всем этим признакам Россия –
действительно новое государство. Отсюда – необходимость выработки
новой системы взглядов на внешнеполитические задачи и приоритеты
страны с учетом новых реальностей как внутриполитического, так и
международного порядка. Но формирование таких взглядов не могло
произойти в одночасье – потребовалось некоторое время, прежде чем в
государственном, политическом и общественном сознании начали
складываться более или менее устойчивые подходы к базовым принципам
внешней политики новой России.
Несомненно, Российская Федерация вышла на мировую арену, как
уже отмечалось выше, имея за плечами многовековой опыт
международного общения, сложившуюся инфраструктуру многосторонних
и двусторонних связей, богатейшие профессиональные традиции русской и
советской дипломатических школ. Однако в наследовании и освоении
этого опыта не было и не могло быть никакого «автоматизма» –
формирование новой внешней политики России с самого начала приобрело
характер творческого процесса и объективно пошло по пути сложного
синтеза советского наследия, возрождаемых российских дипломатических
традиций и принципиально новых подходов, диктуемых кардинальными
изменениями в стране и на мировой арене.
Тот факт, что Советский Союз сошел с исторической сцены не в
результате военного поражения или насильственной социальной
революции, предопределил сложное переплетение элементов новизны и
преемственности в российской внешней политике. Россия порвала с
советским идеологическим прошлым, однако намеренно взяла все
позитивное, отвечающее национальным интересам, из наследия советской
внешней политики. В отличие от событий октября 1917 года, когда была не
только прервана многовековая внешнеполитическая традиция, но и
полностью ликвидирована дипломатическая служба старой России, в 1991
году новая демократическая власть во многом сохранила аппарат
советского внешнеполитического ведомства и его загранучреждений.
Такой подход вполне соответствовал взятой на вооружение в 1991
году концепции Российской Федерации как государства-продолжателя и
правопреемника СССР. Показательно, что свою практическую
деятельность российская дипломатия начала именно с обеспечения
международного признания этой концепции. Первым шагом в этом
направлении было Послание Президента Российской Федерации
Генеральному секретарю ООН от 24 декабря 1991 г. о продолжении
членства СССР в ООН Российской Федерацией, а также о сохранении ею
ответственности за все права и обязанности СССР в соответствии с
Уставом ООН.16 В ноте МИД России от 13 января 1992 г. заявлялось о том, что Российская Федерация «продолжает осуществлять права и выполнять
обязательства, вытекающие из международных договоров, заключенных
СССР».17 Международное признание этих положений имело в тот момент
для России огромное практическое значение, так как позволило, в
частности, сохранить за собой место постоянного члена Совета
Безопасности ООН и решить ряд сложных вопросов правопреемства во
взаимоотношениях с бывшими республиками СССР.
Вместе с тем новая Россия не могла рассматривать себя в качестве
наследницы СССР прежде всего в тех аспектах ее внешней политики, которые были продиктованы теорией «классовой борьбы» на
Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам.
Сборник воспоминаний и других документальных материалов, посвященный двадцатипятилетию первого съезда РСДРП. Содержит разнообразную и малоизвестную современному читателю информацию о положении трудящихся и развитии социал-демократического движения в конце XIX века. Сохранена нумерация страниц печатного оригинала. Номер страницы в квадратных скобках ставится в конце страницы. Фотографии в порядок нумерации страниц не включаются, также как и в печатном оригинале. Расположение фотографий с портретами изменено.
«Кольцо Анаконды» — это не выдумка конспирологов, а стратегия наших заокеанских «партнеров» еще со времен «Холодной войны», которую разрабатывали лучшие на тот момент умы США.Стоит взглянуть на карту Евразии, и тогда даже школьнику становится понятно, что НАТО и их приспешники пытаются замкнуть вокруг России большое кольцо — от Финляндии и Норвегии через Прибалтику, Восточную Европу, Черноморский регион, Кавказ, Среднюю Азию и далее — до Японии, Южной Кореи и Чукотки. /РИА Катюша/.
Израиль и США активизируют «петлю Анаконды». Ирану уготована роль звена в этой цепи. Израильские бомбёжки иранских сил в Сирии, события в Армении и история с американскими базами в Казахстане — всё это на фоне начавшегося давления Вашингтона на Тегеран — звенья одной цепи: активизация той самой «петли Анаконды»… Вот теперь и примерьте все эти региональные «новеллы» на безопасность России.
Вместо Арктики, которая по планам США должна была быть частью кольца военных объектов вокруг России, звеном «кольца Анаконды», Америка получила Арктику, в которой единолично господствует Москва — зону безоговорочного контроля России, на суше, в воздухе и на море.
Успехи консервативного популизма принято связывать с торжеством аффектов над рациональным политическим поведением: ведь только непросвещённый, подверженный иррациональным страхам индивид может сомневаться в том, что современный мир развивается в правильном направлении. Неожиданно пассивный консерватизм умеренности и разумного компромисса отступил перед напором консерватизма протеста и неудовлетворённости существующим. Историк и публицист Илья Будрайтскис рассматривает этот непростой процесс в контексте истории самой консервативной интеллектуальной традиции, отношения консерватизма и революции, а также неолиберального поворота в экономике и переживания настоящего как «моральной катастрофы».