Новая квартира - [15]
Лида закурила и задумалась о том, что она совсем не знает жизни своей младшей сестры и что эта жизнь ей в общем-то неинтересна. И её охватило чувство вины перед Марусей. Лиде захотелось помочь ей, разрешить все её проблемы. Прямо здесь и сейчас. И почувствовать себя хорошей любящей сестрой.
— Маруська! — сказала она. — Чтобы парни обратили на тебя внимание, надо хоть немножко следить за собой. Я понимаю, что ты без денег сидишь, но другие же как-то ухитряются. Вот что ты всё время ходишь в этом спортивном костюме, у тебя что — платья нет? У тебя хорошая фигура, а лицо, ещё если немножко подкраситься, будет вообще отпад. Хотя бы самую элементарную косметику нужно себе позволять. Шампунь хороший купи.
— Знаешь, Лидушка, — с горечью ответила Маруся, — мне всё это кажется так несерьёзно — привлекать кого-то. Я не могу, как Анжела, целый час мазать морду кремом! Что за глупый маскарад! Если я намажусь, он меня полюбит, а если не намажусь, пройдёт мимо и не заметит. Нужна мне такая любовь!
— Другой-то нету, — вздохнула Лида, — вот в чём всё дело-то.
— А нету, так и не надо! — весело сказала Маруся. И обе сестры задумались.
— Ты у Серёжки давно была? — спросила вдруг Лида.
— Давно. Очень давно.
— Сходила бы, узнала, как он там.
— А ты что к нему не сходишь?
— Ой, мне и без него тошно, — вздохнула Лида и принялась нападать на брата. — Взрослый человек ведь, а кто он, что он? Пьяница! Шут гороховый! Ещё аспирант! Видала я таких аспирантов в канаве под забором.
— Не надо так, Лидушка, — вступилась за брата Маруся. — Серёжка у нас хороший, умный.
— А я что — говорю, что он дурак? Конечно, умный. Да будь он хоть трижды умный, что толку, если он одновременно спивается и впадает в детство! Не могу я с ним. Пять минут не может высидеть, чтобы не начать дурака валять. Говорю ему: «Серёжка, ты правда идиот, или прикидываешься?» — а он мне: «Не знаю». Но ты к нему сходи. Надо проведать.
— Схожу.
За окном было темно. Небо, как всегда поздней осенью в Москве, было всё в тучах. Настенный светильник напоминал ночник, от него хотелось спать. Сёстры снова впали в молчаливую задумчивость.
— Хочешь есть? — предложила вдруг Лида. Предложение было незамедлительно принято и внесло некоторое оживление. Лида открыла холодильник и достала оттуда тушёную картошку с мясом и какой-то салат, похожий на оливье. Пока кастрюлька с картошкой грелась на плите, Маруся ела салат. Также из холодильника была извлечена начатая бутылка пива, и сёстры дружно её прикончили.
— Ну вот, — проговорила Лида, когда Маруся поела и снова взялась за чай, — а то ты, наверно, совсем голодная была. — Лида была рада, что хоть чем-то доставила удовольствие сестре.
— Да, — ответила ей Маруся, — Хотя сейчас я ещё не совсем голодная. Мне из дома недавно посылку прислали.
— И что там? — вяло поинтересовалась Лида.
— Да как обычно: рис, картошка, варенье. И ещё этот, «Несквик», знаешь, какао растворимое. Его молоком заливаешь и пьёшь. Так классно! Я теперь этим завтракаю. Эх, если б не Анжела! Она уже половину сожрала. Представляешь, берёт ложку и жрёт!
— А деньги они тебе прислали?
— Да.
— Сколько?
«Может, не стоит ей говорить, — подумала Маруся. — А, хотя ладно, всё равно узнает, если что».
— Триста пятьдесят.
— Папка, что ли зарплату получил? — спросила Лида голосом, в который уже заранее начали прокрадываться нотки возмущения.
— Не знаю, — робко ответила Маруся.
— Конечно, ты не знаешь, — с негодованием воскликнула Лида, — конечно! Я зато очень хорошо знаю, на что они «Несквик» покупают! То-то я мать всё по телефону спрашиваю: «Купили вы мебель?» А она мне: «Нет ещё. Присматриваемся, прицениваемся». Они прожрут десять миллионов! Скорее всего, пять уже прожрали!
— Послушай, Лидушка, должны же они что-то есть.
— Должны. А я-то при чём! Я что супермиллиардер?! Я эти деньги им дала на мебель, понимаешь ты, на мебель! Я из-за этого себе столько всего не купила! Так, ты домой скоро собираешься?
— Как всегда, в конце января, — пожала плечами Маруся, — после сессии.
— Ладно. Очень хорошо. Скажи им, чтобы немедленно покупали мебель. Немедленно!
— Лидушка, а может, лучше ты сама съездишь, обо всём с ними поговоришь, а? Ты ведь дома уже сто лет не была. И мама в письме жалуется.
Лида скривила рот, опустила глаза и заныла:
— Ну вот чего ты от меня хочешь? Чего ты мне душу травишь? Ведь знаешь же: не поеду я туда. Не поеду.
— Но почему?
— Потому что тошно мне там и скучно. Мне дома хуже, чем зверю в клетке. Потому что пойти там некуда, поговорить не с кем. А ещё родители пристают с вопросами о моих планах на будущее и с советами дебильными. А то как пристанут: расскажи нам о себе. Расскажи про то, расскажи про это, расскажи про пятое, расскажи про десятое. А про что мне им рассказывать? Про рынок? Или, может, про Анвара? Или про то, как
меня изнасиловали в прошлом году? Нет, спасибо, зареклась я домой ездить!
— А они нас так любят, — только и проговорила Маруся.
— Я их тоже люблю, — начала в ответ оправдываться Лида, — но что делать? Ни меня, ни их не изменишь. Вот мне двадцать шесть лет, а они всё ещё, наверно, считают меня невинной девушкой. Так пусть и дальше считают! И мне спокойнее, и им. Уж кому-кому, а не мне выводить их из этого заблуждения.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.