Носкоеды - [11]
Пан Боно откашлялся.
— Я понимаю, как тебе тяжело, но когда-нибудь ты поймешь. Эх, малыш, это непросто, когда родителей нет рядом, но теперь, когда я познакомился с твоим мудрым дедом, я уверен, что у тебя правильные взгляды на жизнь.
Дедушка важно кивал, но у Хихиша никаких своих взглядов не было. Он вообще не знал, как выглядят правильные взгляды на жизнь. А знал бы — с легкостью обменял бы все взгляды мира на мамин поцелуй и папины объятья.
Ему вдруг стало ужасно грустно. Нет, он знал, какой добрый и заботливый у него дедушка. И что он, конечно же, самый мудрый носкоед на свете. Но ведь он никуда больше не выходит, а о внешнем мире судит по собственным воспоминаниям, подумал Хихиш.
А вот этот пан Боно выглядел иначе и говорил иначе, чем все знакомые носкоеды.
Дед, который отлично знал внука, сразу понял, что у него на уме.
— Хихиш, спохватился он, словно вспомнил нечто важное, — яже забыл тебе сказать! Пан Боно — посол, и обращаться к нему надо «Ваше Превосходительство»…
Пан Боно недовольно поморщился и возразил было:
— Ну, прошу вас…
Но дедушка и слышать не желал:
— Кому честь, тому честь! Хихиш, пан Боно летает по всему миру и собирает помощь для африканских носкоедов.
— Вы собираете носки? — спросил Хихиш.
— Понимаешь, Хихиш, — неспешно начал пан Боно, — носками занимаются твои родители. А я занимаюсь всем остальным.
Тут уж забеспокоился дед. Хихиш отлично слышал, как тот пробормотал: «Остальное! Что это за остальное, хотел бы я знать!»
Но всух он этого не сказал — не успел, Потому что пан Боно наконец-то начал рассказывать о папе и маме Хихиша.
О том, какую важную работу ведут они в Африке и с какими ужасными опасностями им приходится встречаться.
Рассказывал он долго и подробно, и это была настоящая хвалебная речь в честь хихишевых родителей — красивая и увлекательная.
Хихиш слушал и исполнялся гордости за своих замечательных родителей, которые занимаются такой опасной работой.
Только грусти его это не развеяло.
Тут из квартиры пана Варжинца послышался шум, и Хихиш догадался, что его друг пришел домой и сейчас увидит на подушке непарные носки из крематория и записку «Спи сладко, Эгон».
Эта мысль заставила его улыбнуться.
— Ты славный паренек, — похвалил его пан Боно и засобирался уходить.
На запястье у него что-то поблескивало.
— Хорошие часы, — восхищенно поцокал языком Хихиш.
— Часы и компас в одном, — пояснил посол и вдруг с размаху хлопнул себя по лбу: — Чуть не забыл!
Он полез в карман и протянул Хихишу маленький кожаный мешочек.
— Это тебе от твоих.
Хихиш быстро схватил мешочек:
— Что это??
— Мама послала тебе амулет.
— Хихи, амулет! — изумился Хихиш.
— Судя по смеху, ты не слишком-то веришь в амулеты, как и я. Ну тогда считай это просто сувениром.
— До свидания, Ваше Превосходительство, — сказал дед в дверях, и видно было, как он перевел дух.
Пальцы Хихиша немного тряслись, когда он открывал мешочек. В отличие от Его Превосходительства, он как раз в амулеты верил. Он ожидал, что это будет сушеная жаба, или тигриный зуб, или что-то в этом роде, но амулет выглядел как грибок для штопки чулок.
Только он был не из дерева, а из рога белого носорога.
Герой Килиманджаро
Мешочек с амулетом Хихиш повесил на шею. Ему казалось, что тот излучает тепло африканского солнца.
Пан Боно сказал, что такие амулеты носят на груди африканские воины, чтобы защититься от вражеских стрел. И засмеялся.
Хихишу это совсем не показалось смешным, но Эгону он об этом рассказывать не стал. Вдруг бы он тоже стал смеяться?
Он зашел навестить приятеля поздним утром и увидел, что тот надраивает свою трубу.
Нынче вечером я играю в одном баре на том берегу, — сказал Эгон. — А ты что будешь делать?
А я пойду с тобой!
Хихиш, музыканты привыкли к ночным посиделкам, а тебе, небось, надо рано ложиться?
— Не, — отозвался Хихиш. — Я ложусь так же поздно, как и ты.
— Это как?
— Ты мог бы и сам догадаться. Носкоед перенимает все привычки своего домохозяина — и хорошие, и дурные.
— Ага… стало быть, когда ты чистишь зубы по утрам, ты тоже забрызгиваешь пастой всю ванную? — рассмеялся Эгон.
— Мы, носкоеды, зубы не чистим, мы воду не любим, — обиделся Хихиш.
— Ну прости, пожалуйста.
Хихиш надулся. У пана Варжинца был один-единственный способ его утешить. Он натянул на ногу изысканный носок (из крематория) и сказал:
— Ладно, возьму тебя с собой. Называется бар «Килиманджаро». Только там народу полно.
— А что это значит?
— Да толпа!
— Да нет! Килиманджаро!
— Это гора в Африке.
— Класс, — сказал Хихиш.
«Килиманджаро» представлял из себя обветшавшее двухэтажное здание. Окна без стекол были заколочены досками, и никто там не жил. На первом этаже доживал свои дни рок-клуб.
В этот вечер в «Килиманджаро» пан Варжинец с небольшим оркестром играл совсем не ту музыку, что давеча на государственных похоронах — хотя по сути это были похороны. Это последний концерт клуба перед закрытием.
Хихишу надлежало смирно сидеть в футляре от трубы, который Эгон ставил у ног.
На этом Эгон настаивал.
В маленьком зале было тесно и накурено. В полумраке люди обнимались или танцевали, а те, кому это поднадоело, дремали за барной стойкой.
