Нора, или Гори, Осло, гори - [34]

Я пыталась, пыталась и пыталась. Думала, что пытаюсь.

Через несколько часов, когда пришел Эмиль, я была уже далеко-далеко, в другом мире.

– Ты такой смешной, как ярмарочный шатер, – радостно прошептала я по-датски.

29 Ты что, не слышала, что я сказал, стерва: я не знаю, черт возьми!

Йорель сочла, что Эмиль был вправе бросить меня в отделении скорой помощи. Мы снова сидели в убогой, по-казенному пахнущей комнате с грязной картиной на стене. На кобыле с огромным задом и хлестким хвостом сидела абстрактная фигура наездника. Это был последний визит, и я не могла сказать, что буду по ним скучать. Йорель сочувственно смотрела на меня, Эмиль смотрел в сторону. Он не хотел повышать голос, не хотел терять самообладания. Ну что ж, придется мне устраивать сцену. Ничего не поделаешь. Надо так надо.

– Эмиль обозначил свои границы, – объяснила Йорель, снова склонив голову набок. – Ему не нравилось происходящее.

Эмиль решительно кивнул.

– Чего вы хотели добиться, показывая ему эти фотографии?

Чего я хотела?

За время, проведенное в больнице, я четко поняла одну вещь. Я не знала, что Эмилю делать с моими мыслями о Норе, как не знала, что врачам делать с моей болью. Я могла только сообщить о них. Я не была всемогущей, не была сивиллой или волшебницей. Я не знала, чего хотели мои мозг и тело. Это мог быть угол падения света. Или лицо незнакомой женщины, изгиб бровей, очертания лба. Субботний ланч.

У нее был поверхностный интерес к культуре. – Что она читала? – Старых классиков… Каких классиков? Брала ли она книги в библиотеке, или у нее стояли сияющие новые томики Ари Бена, Бьёрнстьерне Бьёрнсона и этого… Эрленда Эйе? Что меня мучило больше – что Нора по-настоящему интересовалась литературой или что книга «Мир Софии»[35] действительно наводит на интересные мысли? Мама закупилась. Herved erklærer jeg et eller annet før lukket[36].

Вопрос Эмиля – «Зачем ты мучаешь себя Норой?». Зачем, зачем, зачем. Ему было не важно, нравилась ли его родителям Нора больше. Или его друзьям, Амалии в кухне в общежитии например. Не важно, хорошо ли она пела, не важно, как они встретились и полюбили друг друга. Они тоже учились вместе. Что она изучала? Пение. Восхищался ли он тем, как она выступает на сцене? Поэтому он в нее влюбился? Или он спросил, можно ли одолжить зажигалку? Нору невозможно было представить тощей, несчастной, со стиснутыми зубами. Несущей всю тяжесть мира на своих плечах, в животе, как кандалы. Она встречала Рождество с мамой. А мама закупалась.

– Мне очень жаль, – сказала я всем собравшимся.

Это было моей попыткой публичного извинения. Прошло уже полтора часа. Мне не терпелось унести себя саму и свои грехи прочь из этого места.

Пожимая мне руку на прощание, Йорель пожелала мне удачи. Глаза у нее были голубые и казались больше за стеклами очков.

– Спасибо, и вам тоже, – сказала я, и все закончилось.

30 Худшее, что может себе представить парень из коттеджного поселка

Как-то вечером после киносеанса Эмиль обнаружил на мобильном пропущенные звонки от мамы. Пока мы выходили из кинозала, он смотрел в телефон, склонившись к нему шеей и грудью. Выйдя на улицу, где было прохладно и сумрачно-серо, Эмиль зажег свою вечную сигарету и сделал глубокую затяжку. Ханне прислала короткую эсэмэску, сообщая, что отец Эмиля в больнице. Светофор перед нами переключился на красный и отчаянно мигал. Только глухой, слепой и умалишенный мог его не заметить. Эмиль набрал номер матери, но линия была занята.

Я подумала, что его отец умер. Прерывисто дыша, я перебирала в голове варианты: сердечный приступ, удар, автомобильная авария, опухоль мозга. Я гадала, как буду утешать Эмиля. Смогу ли я его утешить?

– Ты очень переживаешь? – хотела я знать.

– Попробую позвонить позже.

Включился зеленый.

– Я знаю, что если это важно, она обязательно позвонит.

Я молчала и старалась не сжимать его руку слишком сильно. Гадала, точно ли у него есть сердце. Или мозг? Или его всегда так любили и оберегали, что даже страшные мысли не могли проникнуть ему в голову? Держась за руки, мы шли в темноте. Габаритные огни машин рисовали стрелочки в воздухе. Призрачно подсвеченная арена «Глобен» виднелась вдали. Я молча молилась небесам, проводя их через себя в руку Эмиля. Я думала, что единственное, что ты можешь сделать для другого, – это быть рядом.

Разумеется, ничего серьезного не случилось. Когда мы подходили к дому, позвонила Ханне и все рассказала. Отец Эмиля потерял сознание на лекции в университетской больнице Оденсе. Причина – низкое давление. Ему сделали все возможные анализы, но, судя по всему, дело было только в давлении. Я выдохнула. Эмиль тоже явно испытал облегчение, хотя и не успел испугаться как следует. Я была рада. Но и задумалась над тем, какая холодность иногда проскальзывает в их семье. Какую дистанцию они держат друг с другом, как вежливо и отстраненно общаются. В семье Эмиля не бушевали страсти – ни в хорошем, ни в плохом смысле. Я прижала руку к его щеке. Может, я была самым ужасным событием в жизни Эмиля? Худшим, что может представить себе парень из коттеджного поселка?

31 Можешь заполнить пустоту после матери?