Нон-стоп - [6]

Далее они ругают коммунальные службы. Ничего там со времени советской власти не изменилось. Никакие реформы не помогают. Как раньше брали плату неизвестно за что, так и теперь знают одно: каждый год поднимать тарифы. Вот мы уже больше часа без света, целый микрорайон. И что? Кого это волнует? Аварийщики, скорее всего, даже не выехали…

Впрочем, это не только у нас. Он вспоминает, что два или три года назад аналогичная ситуация возникла в Стокгольме. Закоротило кабель в туннеле: весь центральный район остался без электричества. Отключились обычные телефоны, сотовые, перестал работать водопровод. Естественно, никаких компьютеров. Больше суток шведские трудящиеся провели в первобытных условиях. Хуже всего, что хоть полиция и выслала на улицы усиленные наряды, а все равно – тут же начались грабежи. Вообще, считается, что мегаполис типа Петербурга или Стокгольма может продержаться без электричества не более десяти дней. После этого портятся на базах продукты, и это финал. К тому же, представляешь, без лифта на двадцатый – тридцатый этаж. А воду туда таскать? А дрова, если осень или зима? И где в мегаполисе взять дрова?..

– Ты меня не пугай, – говорит Марита.

Голос у нее вроде веселый, но под пленочкой беззаботности чувствуется нервозность.

Как будто проскакивают внутри слабые искры.

Он спешит сбавить тон:

– У нас всего пятый этаж. Конечно – легче…

А затем происходит следующее. Он объясняет Марите, что здесь, к счастью, все-таки не Стокгольм. Это там, если пробило кабель, то для починки требуется сложное оборудование, материалы. Специалисты нужны. Потому и возятся – сутки. Что ты хочешь, шведы – дикий народ. А у нас приедет бригада в ватниках, раскопают, закоротят горелое место вот таким проводом, замотают его как следует, законопатят – все, еще лет десять будет работать. И успокоив подобным образом не столько ее, сколько себя, добавляет, что в некотором смысле им повезло: Вали нет дома. Представляешь, какая бы началась суматоха? И, кстати, почему нет? Времени – уже девять часов…

Вот когда это происходит. Марита отвечает ему, что сегодня – четверг. А по четвергам – ты, вероятно, забыл – Валя после уроков ходит в музыкальную школу. Занятия там как раз до девяти вечера. Забирает ее Нина Петровна, отводит к себе, утром – в школу. Так удобней для всех.

В первую минуту он недоумевает. Почему «ее»? И почему в какую-то музыкальную школу? Он твердо помнит, что Валентин – кстати, точно, по четвергам – ходит в секцию информатики. Детский вычислительный центр «Галилей». Между прочим, сам в прошлом году и отвел.

У Мариты глаза – в половину лица.

– Какой Валентин!?. Ты что, не помнишь, сын у тебя или дочь!?.

Уже не искорки – температура горения. Пленочка распадается, выскакивает наружу темный огонь.

Голос у Мариты взлетает до потолка.

– Так ты действительно все забыл?..

А он как раз ничего не забыл. Как можно забыть то, что въелось до конца жизни? Стриженая мальчишеская голова, воздушный змей, кувыркающийся под облаками? Сосны в Старице, где четыре года снимали дачу, отправление электрички с Витебского вокзала? Приемник, который вместе разбирали на части, неуклюжий велосипед, поход через лес, на край света, к озерам…

Но ведь и Марита тоже ничего не забыла. Как можно забыть то, что навечно отпечаталось в памяти? Бабочка синего банта, покачивающаяся на макушке, карандашики, стирательные резиночки, аккуратно уложенные в пенал? Поход в театр, где вдруг вспыхивает на сцене сказочный мир? Первые неуклюжие звуки, извлекаемые из клавиш? И не в Старице дача у них была, а в Смоленке, и не с Витебского вокзала ездили, а с Балтийского… Да, да, да…

Она всплескивает ладонями.

– Ты что, в самом деле?.. Давай я паспорт тебе покажу… Свидетельство о рождении… Давай по документам проверим!..

Ее заметно трясет. Она снова стискивает кулачки и пристукивает ими по скатерти. Он не хочет никаких документов. А вдруг в разных паспортах окажутся разные записи?

Что тогда делать?

Тоже выставляет ладони:

– Не надо… Не надо… Пожалуйста, успокойся… Потом… Потом…

Мариту, однако, уже не остановить. Она вскакивает и опрометью бросается в комнату. Падает задетый бокал – катится по столу, прочерчивая на нем винную расплывчатую дорожку.

Он не успевает его подхватить.

Стекло ударяется о стекло и глухо звякает.

Вот как это все выглядит. Серая морось дождя, простершаяся из конца в конец мира, тесноты кухни, едва проступающие из мрака, тихо реющая над свечой бесплотная долька пламени. Непонятно, с чем это соотнести? Что случилось, откуда возникла эта картина? Будто и в самом деле оказываешься в другой вселенной. Или, может быть, не в другой, как раз – в подлинной, в настоящей? Просто раньше не было времени вглядываться. И когда вглядываться? Жизнь – тащит вперед, захлестывает быстрыми волнами. Только поворачивайся, только успевай подгребать. Некогда оглядываться по сторонам. Сейчас у него получается, предположим, штуки полторы в месяц. Пустяки, девочки в приличных конторах и то имеют побольше. Однако вполне реально в следующем году выйти на две – две с половиной, а через пару лет, если не хлопать ушами, на три или на четыре. Давно пора сменить «жигули» на что-нибудь соответствующее. Совсем другой прейскурант, если подъезжаешь к клиенту, скажем, на новеньком «форд-скорпио». И нужна собственная машина Марите. Что она, как мокрая мышь, бегает по всему городу? И обязательно – квартиру, квартиру! В конце концов, должен у него быть свой кабинет? Вот он пришел, весь серый, стертый, изжеванный, в башке – войлок, тело – как будто набито тряпками, еще нужно сделать уйму работы, а Марита, тоже изжеванная, сидит, уставилась в телевизор.