Вот так – мелочь какая-нибудь, ерунда, пустяк, пылинка, незаметная глазу. И все сразу иначе. Выясняется, что сотовый телефон он оставил в машине. Он сначала не верит: охлопывает карманы плаща, пиджака, распахивает портфель, где аккуратно уложены документы, перебирает папки, цветные буклетики, приглашения. Движения у него судорожные. Факт, тем не менее, налицо. Нет сотового телефона. Сунул трубку в держатель на передней панели, да и забыл. В первый раз с ним такое. Запарился, вероятно, ослабла какая-то гайка. Посмотрел, не видя в упор, выбрался из машины, захлопнул дверь. Впрочем, ничего страшного. Через полчаса выходить. Будем надеяться, что за полчаса машину не раскурочат.
Все-таки ему немного не по себе. Он валится в кресло, приткнутое в углу, и тут же, привстав, тянется к стационарному аппарату. Слава богу, не надо бежать вниз за трубкой. Мысли у него сбиваются. Он глубоко, трижды вздыхает, чтобы остановить их мелкую чехарду. Вот, кажется, все. Все, все, все. Можно работать.
Первым делом он дозванивается до Забрудера и, придавая голосу твердость, успокаивает его тем, что скоро приедет. Не беспокойся, Савва, ничего не напутаем. Лично, я обещаю, лично проверю каждый контейнер. Каждую гайку у них обнюхаю. В каждый комплект ткну пальцем. Савва, выбрось из головы!.. Забрудер, тем не менее, высказывает некоторое недовольство. Он полагает, что проявлять легкомыслие сейчас не время. А если Пислян, ну ты его знаешь, опять что-нибудь напортачит? Второй сбой, как в Риге, нам ни к чему. С нами потом никто дела иметь не будет. Доходит до тебя или нет? Пислян – не Пислян, а отразится в итоге на всех.
Бурчит он, наверное, минуты четыре. Тема богатая, имеет давний материал. Забрудер вообще любит так это начальственно побурчать. Дабы потом, если вдруг что-нибудь съедет, можно было сказать: вот, я вас предупреждал. А затем, ощутимо понизив голос, поскольку пребывает, видимо, не один, сообщает, что – тьфу, тьфу, тьфу! только б не сглазить! – у них, судя по всему, образовывается долгосрочный клиент. Проект гуманитарного типа, финансирование из-за рубежа. Ну, понимаешь, что это для нас значит.
Новость и в самом деле хорошая. Долгосрочный клиент, да еще с зарубежным прикрытием – это мечта. А гуманитарный уклон проекта, в свою очередь, предполагает разные муниципальные льготы: по гостиницам, по транспорту, по аренде выставочного павильона. Много чего он предполагает. Например, присутствие на открытии неких административных чинов. Вплоть до председателей комитетов, если получится. А это, в свою очередь, – пресса, радио, телевидение, минута в хронике городских новостей. Вовсе не ерунда. Маржа, чистая прибыль, прыгает сразу на сто-двести процентов.
Такие вещи он уже схватывает. И потому еще раз заверяет Забрудера, что все будет в порядке. Беспокоиться не о чем. Он действительно сейчас поедет туда и лично, своими глазами, убедится во всем. До отправки не отойдет.
– Учти, это связано с Выборгом, – предупреждает Забрудер.
– С Выборгом?
– Да. У них там будет свой представитель. И если ему хоть что-нибудь не понравится… Знаешь, я даже говорить об этом не буду…
Говорить ничего не надо. Все ясно и так. Он звонит Грише Писляну и строгим голосом, не хуже, чем у Забрудера, предупреждает, что через час приедет проконтролировать демонтаж. Как там у вас?
– Да ладно, – жизнерадостно отвечает Гриша Пислян. – Сиди дома, пей чай… Что мы, маленькие? Зачем нам надзор?..
Чувствуется, что Гриша слегка на взводе. Он торопится, захлебываясь, проглатывает слова, жалуется на погоду, из-за которой приходится, черт-те что, натягивать полиэтилен, а заодно в сотый раз пытается рассказать, как там на самом деле получилось с выставкой в Риге. Ведь, если разобраться, их вины нет. Ну – невезуха, технический сбой, который может произойти у каждого. Чего теперь вспоминать?
– Я не вспоминаю, я просто приеду и проконтролирую.
– Как хочешь. Если не жалко времени, – обиженно говорит Пислян.
Энтузиазма в его тоне не слышно.
И наконец он созванивается с Лорхен и деловито извещает ее, что освобождается где-то около десяти. То есть, подъехать к ней сможет лишь в половине одиннадцатого. Извини, раньше – никак. Сама знаешь – последний день. Бегаем как эти… как суслики…
– Ты суслика когда-нибудь видел? – интересуется Лорхен.
– Да ладно тебе…
– Хорошо, буду ждать…
Никаких особых эмоций она не выказывает. И с одной стороны, это неплохо: ни на какие эмоции он сейчас не способен, а с другой стороны, настораживает: Лорхен, видимо, бережет гремучую смесь к моменту встречи. А это значит, что из полутора-двух часов, которые у него имеются, примерно половина уйдет на выяснение отношений.
Бог с ним, там видно будет.
Что заранее переживать?
За это время перед ним дважды неторопливо проходит Марита. Сначала из кухни в комнату, расстегивая жакет, и он, не прекращая разговора с Забрудером, знаками показывает ей, мол, давай-давай, а она тоже знаками отвечает: сейчас-сейчас. А потом – из комнаты в кухню, и там сразу же начинается хозяйственное копошение. Что-то стукает, звякает, шаркает, передвигается. Шумит, вырываясь из крана, вода, хлопает холодильник.
