Ночной скиталец - [121]

— Ты должен использовать свою силу, чтобы помочь ему, — продолжал Ланс. Его голос огрубел от нетерпения и отчаяния. — Верни Вэла назад!

Просперо посмотрел на него настолько печальным взглядом, что Ланс невольно съежился.

— Я боюсь, ты переоцениваешь мои силы, мальчик, — с редкой мягкостью сказал колдун.

— И это говоришь ты? — закричал Ланс. — Могущественный волшебник, который постоянно хвастается своими способностями?! Так вот, тебе представилась возможность доказать это. Ты же сам восстановил свой портрет. А сейчас я прошу тебя вернуть моего брата.

— Человек сильно отличается от куска холста и деревянной рамы.

— Тогда, черт возьми, призови более сильную магию.

— Я не Господь, мальчик, хотя было время, когда я был достаточно высокомерен, чтобы так думать. Но даже я не могу открыть замки небесных врат.

— Значит, ты отказываешься?

— Воскресить твоего брата из мертвых? Может, я не ясно выразился. Не то, чтобы я не хотел помочь тебе. Я просто не могу.

— Тогда какая польза от тебя и твоих хваленых способностей? — захлебнулся гневом Ланс. — Что хорошего ты когда-либо делал для своей семьи?

— Ничего, — склонив голову, тихо ответил Просперо. — Совсем ничего.

Ланс посмотрел на него в упор. Его сердце горело от злости, обладающей разрушительной силой, поскольку была вызвана горем. Он двинулся к Просперо, сжав кулаки и желая ударить по лицу проклятого колдуна. Желая причинить кому-то боль, не важно кому. Но больше всего, самому себе.

— Тогда почему бы тебе не убраться отсюда к дьяволу, — заорал он. — И не трудись возвращаться.

Но Просперо уже подчинился, исчезая в стене. Печальная мудрость его таинственно темных глаз продолжала преследовать Ланса, когда колдун постепенно скрывался из виду.

Внезапно обрушилась оглушающая тишина — страшнее любой другой, которой Ланс когда-либо был свидетелем. Будоражащий жар гнева ушел, как последнее мерцание умирающего огня, не оставляя ничего, кроме холодного сердца, пепла отчаяния и гнетущей безысходности, которую он вынужден был принять.

На самом деле, ничего больше нельзя сделать. Вэла больше нет.

Ланс никогда за всю свою жизнь не чувствовал себя так одиноко.

Розалин стояла у входа в башню. Дракон, нарисованный над порогом, продолжал охранять дверь, за которой исчез Ланс, казалось, целую вечность назад.

Она сама еще не оправилась от шока, вызванного смертью Вэла, но у нее не было сил даже на слезы: все ее горе — чувство потери столь любимого деверя[27] — поглотила тревога за Ланса.

Рыча на каждого и требуя оставить его одного, Ланс взял своего брата на руки и понес в старую башню. Закрывшись там с его телом, он никому не позволял войти. Розалин боялась, что из-за горя Ланс лишится способности здраво мыслить.

Ее страх разделяли и остальные домочадцы. Никто точно не знал, что делать. И все ждали ее указаний: от Уилла Спаркинса до самой молодой посудомойки.

Розалин сама хотела попросить о помощи, попытаться объяснить им, что она не привыкла к такого рода ситуациям. Она сталкивалась со смертью и раньше, но в более мягкой форме. Не было ничего пугающего и яростного. Когда она потеряла своих родителей, а затем мужа, ее приютили, утешили и позволили спокойно скорбеть, ничего не делая. Никто не ожидал, что юная леди будет сильной.

Но сейчас они все, по-видимому, рассчитывали на нее. Уилл Спаркинс даже попросил ее: «Пожалуйста, моя госпожа. Вы должны пойти за мастером Лансом и помочь ему. Вы единственная, кто сможет сделать это».

Сердце Розалин дрогнуло, она знала, что это неправда.

После того, что произошло между ними сегодня утром, она сомневалась, что теперь сможет хоть как-то повлиять на Ланса. Но когда она перевела взгляд от Уилла к остальным домочадцам — эти печальные испуганные глаза, с надеждой умоляющие ее — то поняла, что у нее не было выбора. Она должна была попытаться.

Слабо кивнув, Розалин направилась к старой башне, но потеряла все мужество, когда столкнулась лицом к лицу с внушительных размеров дверью, закрытой настолько прочно, что она не могла войти.

И почему Ланс именно сейчас так поступил с ней? А она-то думала, что хорошо знает его. Но на оплакивание раненых чувств или уязвленного самолюбия по поводу маскарада, устроенного мужем, не было времени, заклинала себя Розалин. Ведь все это казалось ничтожным в сравнении со случившейся великой трагедией.

Но она до сих пор не могла избавиться от ощущения, что человек, который обманул ее, был совершенно ей не знаком. Она совсем не знала Ланса. Что же тогда она может сказать ему, чтобы облегчить боль тяжелой утраты?

Розалин продолжала вспоминать, каким видела Ланса в последний раз. Обезумевший, убитый горем, доведенный до отчаяния. В таком состоянии человек способен причинить вред самому себе. Собравшись с силами, она взялась за ключ, который ей передал Спаркинс.

Ее пальцы сильно дрожали, и она с большим трудом вставила тяжелый железный ключ в замочную скважину. Но это оказалось ненужным. Ручка повернулась, и дверь, тихо скрипнув, с легкостью открылась.

— Л-Ланс? — позвала Розалин дрожащим голосом. Сделав робкий шаг вперед, она надеялась увидеть мужа, ожидающего ее прихода. Или обрушивающего на нее все свое горе и ярость за то, что вторглась туда, куда не имела права.