Ночное солнце - [7]

Как только удалось устроиться, ей в первую очередь надо было узнать, есть ли письмо от Искендера. Ведь она отправила ему два письма, все написала: и сколько дней пробудет в Москве, и где остановится. И еще попросила, если появится возможность, чтобы Искендер хоть на денек приехал в Москву повидаться, а потом уж вернулся обратно. Интересно, получил ли он ее письма? Ответил ли по тому адресу, что дала учительница Чимназ? Нет ли тут ошибки?

Нет, никакой ошибки не было. Письмо Искендера будто с нетерпением поджидало ее. "Какая ты хорошая девочка, Гюлю! Как хорошо, что ты с дороги написала мне. Ты просишь меня хоть на денек приехать в Москву. Да я бы полетел на крыльях. Но сейчас идут экзамены. Ты сама знаешь, что это такое. Поэтому я тебе предлагаю другой вариант. Когда окончится срок экскурсии, ты сама приезжай ко мне. Тут ничего трудного нет. Вечером сядешь в поезд "Москва - Ленинград", а на рассвете обнаружишь, что ты в Ленинграде, а я стою на перроне перед твоим вагоном и жду тебя. Несколько дней погуляем по городу, а когда я сдам экзамены, вместе вернемся в Чеменли. Разве я не прав, моя Гюлю?"

Прочитав эти строки, Гюльназ в первое мгновение даже не поверила, что такое может случиться. Кто отпустит ее в Ленинград? Если об этом узнает учительница Чимназ, что она подумает и что может наговорить ей в присутствии ребят? Но среди этих сомнений вновь и вновь всплывали слова: "Если сможешь, приезжай, вместе вернемся". Ах, какая глубокая притягательная сила была в этих обычных словах маленького письмеца Искендера.

4

Они ехали уже больше двух часов. Гюльназ закрыла глаза, старалась отогнать тревожные мысли подальше, вдруг удастся хоть немного вздремнуть, но сон не шел. Вера Ивановна, собиравшаяся встретить утро с открытыми глазами, давным-давно спала. Ее муж мирно похрапывал. Только Герман Степанович, кажется, бодрствовал. А может быть, просто сидя дремал. В купе царил полумрак.

- Гюля, дочка, почему вы не спите? - голос старика заставил Гюльназ встрепенуться.

- Не спится, - вздохнула девушка.

Оторвав голову от спинки сиденья, старик наклонился вперед, чтобы оказаться поближе к ней. Он еще что-то хотел тихонько спросить, но Гюльназ опередила его.

- А вы почему не спите, Герман Степанович?

- И у меня сон сбежал, - тихо проговорил старик. - Не могу уснуть... ведь старики мало спят, говорят...

- Конечно, человек в вашем возрасте должен спать в собственной постели...

Герман Степанович вдруг поднялся:

- Давайте-ка, дочка, выйдем в коридор. Здесь очень душно. Гюльназ будто ожидала такого предложения. Стоя рядом у открытого окна, они долго молча провожали бежавшие навстречу огни.

- Значит, вы едете в Ленинград к своему жениху?

- Да.

- Где живет парень? Он студент или где-то работает?

- Студент, учится на четвертом курсе Политехнического.

- Наверное, он придет вас встретить? Вы меня с ним познакомите?

- Конечно!.. - И почему-то с сомнением добавила: - Должен прийти, я дала телеграмму...

Герман Степанович какое-то время молчал, а Гюльназ, вдыхая чистый воздух, льющийся из открытого окна, благодарила в душе старика за то, что он избавил ее от духоты в купе.

- Гюля, я хочу у вас спросить, извините, если вопрос мой покажется бестактным.

- Пожалуйста, Герман Степанович...

- Я все это время присматриваюсь к вам... вижу, вы чем-то озабочены. Я хоть и стар, но должен сознаться, что не представляю себе встречи более прекрасной. Ленинград, белые ночи, любимый вами человек...

- Да, я действительно озабочена, вернее, волнуюсь...

- Не могу ли я узнать причину? Возможно, я смогу вам быть полезен. Представьте себе, что я - не ваш случайный попутчик, а ваш дедушка...

Гюльназ улыбнулась и невольно заметила переливающиеся в его голубых глазах искорки и подумала: это и есть тот самый благородный старик, который давеча, когда поезд тронулся, бежал по перрону...

- И потом, я ленинградец, - так же ласково продолжал Герман Степанович. - Я не соглашусь, чтобы гость, приезжающий в мой город, вез с собой хоть золотник печали. А уж о вас и говорить не приходится. Вы должны привезти с собой в Ленинград солнце ваших Кавказских гор...

Путь к сердцу Гюльназ был открыт. И она незаметно для себя самой все рассказала Герману Степановичу. Горестно призналась, как она виновата перед отцом, а еще больше перед матерью.

Интересно, что скажет на это старик, осудит ли ее?

- Герман Степанович, я поступила плохо? - вдруг вырвалось у нее. - Я поступила легкомысленно?.. - И, закрыв лицо руками, она готова была разрыдаться.

И вдруг почувствовала на своих волосах тепло дрожащей руки.

- Послушайте, Гюля Мардановна... - Голос его был спокойный, мягкий, ласковый. - С вашего разрешения, я отвечу на все ваши вопросы.

Гюльназ показалось, что она слышит звуки какой-то древней мелодии.

- Легкомыслие - понятие относительное... Но это вовсе не означает, что относительность - это такое пространство, которое кому ни вздумается можно засорять.

Его голос вдруг задрожал, но Гюльназ хотелось, чтобы он продолжал говорить, она впитывала каждое его слово.

- Говорите, Герман Степанович, говорите, я вас слушаю.