Ночевала тучка золотая... - [8]

– говорят они. А если бы знали они мою маму, то не сказали бы этого. У меня было счастливое детство, и приношу Вам за это земной поклон.

Простите меня, что задержалась с ответом на Ваше письмо. Вы ведь знаете, какая я сумасшедшая! Вначале увлеклась своей новой жизнью в училище, а теперь ролью в спектакле, который мы сами готовим, без педагогов. Спасибо за деньги. Я ведь знаю – это Ваши, личные деньги. Из директорского фонда Вы теперь мне не можете помогать. Не беспокойтесь – стипендии моей предостаточно. – Люся подумала и немного соврала: – Кроме того, я начинаю сниматься в телевизионном фильме и получу много денег за эту работу.

Студент-сосед громко всхрапнул и проснулся. За ближним столом фыркнула девушка.

Люся улыбнулась. Запечатала письмо, надписала адрес, сдала книги, оделась и вышла на улицу. Было уже темно. Шел дождь вперемешку со снегом. Казалось, будто перед глазами плывет нескончаемая пестрая пелена. Даже голова начинала кружиться.

Люся в нерешительности постояла, затем сделала несколько шагов, попала в сугроб, провалилась и зачерпнула в сапог мокрого снега. Она забежала в освещенный подъезд, сняла сапог и стала вытряхивать снег.

На втором этаже стукнула дверь, послышались торопливые легкие шаги, кто-то бежал вниз по лестнице. Не успела Люся сунуть ногу обратно в мокрый сапог, как возле нее появился Алеша в пальто и берете.

Он узнал Люсю, остановился и, удивленно приподняв бровь, протянул ей большую руку.

– В сугроб провалилась, и вот… – Она наклонилась, натянула сапог и, притоптывая ногой, продолжала: – Вот и забежала в подъезд. А ты что здесь делал?

– Я живу здесь. Пойдем? Сапог высушим, а то простудиться можно в такую непогоду.

Не дождавшись ответа, он взял Люсю за руку и повел наверх. Она была ниже его плеча, и это ее развеселило.

Алеша жил вместе с матерью и братом в небольшой, до предела заставленной вещами квартире.

– Это все от дедушки, – объяснил он Люсе, когда она боком пробиралась по прихожей между вешалкой, трюмо и старинными шкафами, до потолка заставленными чемоданами и коробками.

Комната Алеши была совсем маленькой. Но когда-то она принадлежала дедушке, и внук гордился ею, стараясь сохранить все так, как было при жизни деда. Две стены занимали стеллажи с книгами. У окна стоял старинный письменный стол красного дерева, тоже заваленный книгами, рукописями, бумагой. Между дверью и стеной помещалась тахта, покрытая ковром, и небольшой шкаф. Сквозь его стеклянную дверцу были видны бутылки с бумажками, поясняющими, из каких трав и когда сделаны были настойки. Над тахтой висел портрет деда – худощавого старика с таким же прекрасным, как у внука, лицом. Приподняв одну бровь, он весело и значительно смотрел на тех, кто пришел ему на смену. Портрет был сделан масляными красками. В углу можно было прочесть автограф знаменитого художника двадцатых годов. Там было написано: «Горжусь своей дружбой с вами!»

Алеша принес мамины домашние туфли, которые оказались непомерно большими для маленьких Люсиных ног. Мокрые сапоги он поставил сушить на батарею.

– А я вспомнила, – сказала Люся, – как моя мама рассказывала про одну лечебную траву. Я забыла ее название. Какое-то очень красивое. Подожди, сейчас вспомню… Я всегда быстро вспоминаю. Подумаю-подумаю и припомню…

Она стояла у шкафа, наморщив лоб, пальцем водила по стеклу и разглядывала бутылки с настойками.

– Свет-трава! Вот как! Знаешь такую?

– Свет-трава? Не знаю. А что она лечит?

– Эпилепсию.

Алеша недоверчиво пожал плечами.

– Вот послушай. Мама приехала в Западную Сибирь, в Томскую область, к родным. Она еще девушкой была тогда. И заметила, что почти во всех избах над входными дверями висят пучки сушеной травы. Ей сказали, что этой травой лечат падучую. Даже легенда об этой траве в народе ходила… О том, что свет-трава станет видима только тому, кто пойдет искать ее с чистым сердцем, с глубокой верой в человеческое счастье, с мечтой найти ее для блага людей.

– Ой как хорошо! – мечтательно сказал Алеша. – С чистым сердцем, с глубокой верой!.. Ой как хорошо!

Он встал. Благодаря своему высоченному росту, не прибегая к лестнице, он снял с верхней полки из-под самого потолка травник и долго перелистывал его страницы.

– Свет-трава… Нет, такой здесь нет. Интересно… И какое название! Народ зря так траву не назовет.

– Слушай дальше, – сказала Люся, загораясь и хорошея, точно так, как случалось с ней, когда она выходила на сцену. – Мама привезла эту траву и стала лечить ею пятилетнего мальчика, больного эпилепсией. Через год у мальчика прекратились припадки.

– Ну а потом? Дальше что? – нетерпеливо спросил Алеша.

– Вот и все. Дальше я ничего не знаю. Можно маме написать. Она, знаешь, на днях получила Героя Социалистического Труда. Это не родная мама. То есть она родная, но не по крови…

– Я сам напишу, – сказал Алеша. – Дай, пожалуйста, мне ее адрес.

Алеша взял со стола адресную книжку, Люся назвала город и улицу, где, обнесенный частоколом, стоял двухэтажный деревянный дом. Тот самый, в котором она перестала быть сиротой… Ей представилась худенькая, еще не старая женщина с живым лицом, озаренным доброй улыбкой.