Ночь в Кэмп Дэвиде - [20]

К Маквейгу подошёл служащий сената, одетый в чёрные брюки и белую рубашку, и почтительно зашептал ему на ухо. В вестибюле его желал видеть старший корреспондент Юнайтед пресс интернейшнл, аккредитованный при Белом доме. Обрадовавшись тому, что он хоть на время избавится от гнусавого спора лидеров относительно правильного толкования устава, Маквейг вышел в комнату президента, где висел огромный золочёный канделябр и поблёкшие стены были расписаны в стиле рококо. Корреспондента Юнайтед пресс интернейшнл интересовало, кого Маквейг считает наиболее подходящим кандидатом на пост вице-президента, что он думает по поводу отставки О’Мэлли, имеет ли он основания полагать, что его имя тоже находится в списке президента, догадывается ли, на кого падёт окончательный выбор Холленбаха. Маквейг отвечал ему бойко, но осторожно, умело обходя острые углы и стараясь отвечать вполне искренне, не говоря по существу ничего. Давать интервью — было своего рода искусством, и Джима радовало, что это искусство ему по плечу. Корреспондент, малорослый и худосочный человечек, быстро записывал ответы сенатора полустенографией, изредка отрываясь от блокнота и взглядывая на Маквейга. Затем, поблагодарив его и пожав на прощание руку, он с такой прытью помчался к лифту для представителей прессы, словно за ним гнались демоны.

Интервью Маквейга послужило как бы сигналом. По мере того как среди представителей прессы назревала реакция на заявление президента Холленбаха — величайшую политическую сенсацию года, — был опрошен каждый сенатор, попавший в поле зрения репортёров. Сенаторы наслаждались этой азартной политической игрой. И общественные работы на благо нации оказались забыты. Этот яростный натиск представителей прессы на сенаторов объяснялся ещё и тем, что корреспонденты не могли разыскать вице-президента О’Мэлли, скрывшегося неизвестно куда. Маквейгу столько раз пришлось отвечать на одни и те же вопросы, что он успел отработать свои ответы и даже ввёртывал неплохие остроты.

В полдень Маквейга вызвал из зала заседания Крейг Спенс. Они встретились в малом вестибюле у центрального входа. По бокам находились глубокие ниши, первоначально предназначавшиеся для статуй. Теперь в них стояли кожаные кресла, и сенаторы могли принимать там посетителей. Корреспондент стоял, засунув руки в карманы. Спенс нравился сенатору, с ним он всегда чувствовал себя непринуждённо. Обычно само собой разумелось, что разговор их не предназначается для печати, кроме тех случаев, когда журналист просил разрешения опубликовать тот или иной материал.

— Здравствуйте, Джим! У меня есть сведения, что во время вчерашней беседы Марк вытряхнул душу из О’Мэлли. Вы ничего не слыхали?

— Нет, не слыхал. Но я бы нисколько не удивился. Мне известно, что Холленбах чертовски зол на Пата, я бы даже сказал — чересчур. Пат, конечно, здорово себя скомпрометировал, но ведь, в конце концов, он не ограбил казначейство и не раздел никого на улице!

— Вы хотите сказать, что президент злится больше, чем на то есть причины? — Спенс прислонился к стенке и настороженно посмотрел на сенатора.

Маквейг вспомнил Аспенлодж, мерцающий огонь в камине и красные пятна на лице Холленбаха, когда он обрушился на О ’Молли.

— Да, мне кажется, это так. Только почему — не знаю.

— Забавно! — сказал Спенс. — Такой же слушок дошёл до меня сегодня из другого источника. Интересно, какая муха его укусила?

— Мне тоже хотелось бы это знать. Тем более что это не в характере Марка. Обычно он идеально владеет собой.

— Кстати, Джим. Если вспомнить о «белоснежке и семи гномах…» У вас есть основания надеяться, что вы тоже в списке?

Маквейг задумался. Вводить Крейга в заблуждение ему не хотелось, но рассказывать ему о свидании с президентом было опасно.

— Про список мне ничего неизвестно, Крейг. Вот Флип Карлсон уверен, что я в нём есть, но это всего лишь его фантазия. Говорит, что додумался до этого методом исключения. Так лучше считать, что ничего определённого мне не известно.

— Вы должны быть в этом списке, за это говорит сама логика!

— Скажите, Крейг, только на этот раз не как друг, а как посторонний человек, понимающий в этом толк. Считаете вы меня подходящим кандидатом? Только прошу вас ответить честно.

Крейг удивился:

— Так значит вы относитесь к этому серьёзно? Что ж, Джим, вы просите честного ответа, и я постараюсь ответить честно. Думаю, что для этого у вас есть все данные. Вы человек неглупый, честный, стараетесь поступать правильно. Но только, как бы это, чёрт побери, вам сказать! В общем, вы плохо справляетесь с домашними заданиями, Джим. В вас ещё очень много от мотылька.

— Мотылька?

Крейг пожал плечами:

— Я не имею в виду женщин. Равнодушны вы к ним или нет, это меня не касается. — Он подмигнул. — Об этом я ничего не знаю. Я говорю о вашем поведении в целом. Вы очень легкомысленно ко всему относитесь.

Маквейг улыбнулся, но улыбка получилась невесёлая:

— Вы все прямо как сговорились. Двое других друзей сказали мне недавно то же самое.

— Но не забывайте о ваших данных, дорогой. — Спенс игриво ткнул сенатора кулаком в плечо. — Лично я с удовольствием поглядел бы, как вы приметесь за работу!