Ночь в Кэмп Дэвиде - [18]

«Вчера вечером у меня состоялась беседа с вице-президентом Патриком О’Мэлли. Во время этой беседы вице-президент вручил мне письмо, в котором заявляет, что он ни при каких обстоятельствах не может допустить повторного выдвижения его кандидатуры в вице-президенты страны на предстоящем съезде демократической партии в Детройте. Поскольку это письмо носит личный характер, я не имею возможности раскрыть вам его полного содержания. В своём письме мистер О’Мэлли признаёт, что его поведение при строительстве спортивной арены стадиона Кеннеди не отвечает моральному кодексу должностных лиц, объявленному правительством вскоре после моего вступления на пост президента. Этот кодекс был в своё время опубликован.

Во время вчерашней беседы вице-президент О’Мэлли изложил мне свою точку зрения устно. Хотя мне и жаль, что известные обстоятельства непоправимо скомпрометировали вице-президента, я, тем не менее, считаю, что мистер О’Мэлли поступил правильно, выбрав единственно открытый перед ним путь чести. Я приветствую его решение отказаться от личной карьеры во имя страны и партии. Вместе с тем излишне говорить, что я решительно не одобряю всей этой истории со спортивной ареной.

Как президент страны и как кандидат на этот пост на ближайших выборах, я принимаю заявление вице-президента. И хотя решающее слово здесь принадлежит съезду демократической партии, я в своё время представлю делегатам съезда рекомендации касательно того, чью кандидатуру я считаю наиболее пригодной для занятия поста вице-президента США».

Человек десять репортёров стремительно вскочили с мест. Соблюдая традиции, Холленбах кивнул корреспонденту Ассошиэйтед пресс — представителю старейшего органа прессы, аккредитованному при Белом доме и занимавшему почётное место в первом ряду.

— Мистер президент, не было ли письмо вице-президента подсказано предварительным разговором с вами?

Холленбах так вцепился в перила подиума, что в передних рядах было видно, как побелели у него костяшки пальцев.

— Отдавая должное вашей старательности, — сказал он, — я всё же попрошу придерживаться официального заявления. Я уже предупреждал: на подобные вопросы я отвечать не буду.

Холленбах отвернулся и кивнул Крейгу Спенсу, который приподнялся с места уже при последних словах президента, готовясь задать свой вопрос:

— При всём уважении к наложенному вами ограничению, сэр, мы хотели бы знать, когда именно вы собираетесь объявить кандидатуру человека, которого вы желали бы видеть своим помощником?

Холленбах любезно кивнул:

— Я поставлю делегатов съезда в известность самое позднее в конце июня, то есть за два месяца до съезда. Но имейте в виду, Крейг, последнее слово остаётся за съездом. Я могу лишь рекомендовать.

В зале раздался дружный смех. Холленбах едва улыбнулся в ответ, но в его искристых зелёных глазах мелькнул злой огонёк. Согнутым пальцем он подал знак корреспонденту в заднем ряду зала.

— Скажите, мистер президент, имеется у вас список кандидатов, которые отвечают вашим требованиям?

— Да, имеется.

— Не могли бы вы сказать нам, сэр, сколько человек в списке?

— Семь.

— Только семь?

— Это количество может, безусловно, измениться. К счастью, господь наделил вашу партию (я хотел бы иметь возможность сказать то же самое и о республиканцах) таким количеством талантов, что кандидатов хоть отбавляй!

Сидевший справа от Крейга представитель прессы прошептал:

— Марк раскрылся, как боксёр на ринге. Завтра же все республиканские газеты напечатают отчёт о сегодняшней конференции под заголовком «Белоснежка и семь гномов»!

Крейг лучезарно улыбнулся:

— Этого не случится, если мне удастся напечатать свой материал первым. Я украду у вас этот восхитительный заголовок.

Следующие пятнадцать минут корреспонденты старались выведать у Холленбаха как можно больше, но президент решительно пресекал все их попытки. Нет, имён он не назовёт.

У себя в кабинете, в старом здании Сената, Джим Маквейг выключил портативный телевизор и задумчиво уставился на экран, наблюдая, как конференц-зал госдепартамента превращается в светящуюся точку. Итак, десяток возможных, по словам Джо Донована, кандидатур, сократился теперь до семи. И один из этих семи — он. Только так ли это? Да, он уверен, что так, и значит шансы его теперь один к шести. Судя по тому, что говорил ему Марк в ночь с субботы на воскресенье, Карпера и Никольсона в этом списке нет. Это устраняет весьма серьёзных соперников. Кто же всё-таки шестеро других? Он снял с книжной полки справочник конгресса и стал просматривать списки сенаторов, членов кабинета министров, затем список губернаторов. Шесть кандидатов? Ему удалось найти только трёх, которые, по его мнению, могли бы найти контакт с такой сложной личностью, как президент Холленбах. Он ощутил жар, похожий на предвестник лихорадки. Господи, как мучительно это неведение! Он подошёл к окну и стал смотреть вниз на уличное движение по Конститьюшн-авеню.

Рита оказалась права. Клоп тщеславия кусал его во всю мочь, и от него было невозможно отделаться.

Рита! Как нужна она ему сегодня вечером! Мысленно он упрекнул Марту за то, что она позвонила ему утром и сказала, что они с Чинки не смогут вернуться домой до субботы. Мама подхватила грипп, сказала Марта, и она не будет чувствовать себя спокойно, если оставят её в таком состоянии. У женщин её возраста простуда так легко переходит в пневмонию, добавила Марта, и он согласился с этим, а про себя подумал: чёрт бы её побрал, надо же было простудиться именно теперь. Это делало его беззащитным и уязвимым. Марта могла защитить его от искушения уже одним своим присутствием. Он разозлился.