Ночь, сон, смерть и звезды - [208]
Софию кто-то спросил про медицинскую школу. Какой будет ее специализация? (Неврология.) Когда начнутся занятия? (В начале января.) Будет ли она мотаться в Итаку или жить здесь? (Здесь.)
Друзья Маккларенов имели смутное представление о том, что София защитила докторскую то ли по нейронауке, то ли по молекулярной биологии, хотя на самом деле она так и не дописала диссертацию. У нее случился какой-то кризис, и она вернулась в Хэммонд, поближе к родителям. (Да, именно так, хотя это и не было никем сформулировано.) Она выполняла какую-то техническую работу в модном исследовательском центре «Мемориал-парк». Там у нее начался роман с женатым мужчиной, ученым с именем, насколько Беверли известно. Доктор медицины, ее непосредственный начальник в лаборатории. София никогда не делилась с Беверли интимными подробностями, они не были близки. Беверли ранил сам факт, что младшая сестра ее сторонится, впрочем не только ее, но и Лорен, поэтому старшие сестры не слишком благоволили к Софии.
Ясно одно: София никогда бы не закрутила роман с женатым мужчиной, да еще намного старше себя, если бы их отец был жив.
Уайти бы негодовал. Да и Джессалин была не в восторге.
Но роману, судя по всему, пришел конец. Беверли могла только гадать. София пришла одна, но не производила впечатление одинокой и разнесчастной, она болтала и шутила с племянниками и племянницами. Даже пообщалась с Лорен, которая обычно относилась с насмешкой к ее прямодушию. А Том на время уединился с ней в уголке гостиной, явно не желая, чтобы их подслушивали, – мысль, которая сразу пришла в голову Беверли. В семье, где пятеро детей, когда ты видишь вместе двоих или троих, это сразу напрягает.
Есть повод для тревоги: хотя, казалось бы, младших братьев и сестер трудно принимать всерьез, с годами они набирают обороты. Когда София потеряла девственность? Какой эмоциональный/сексуальный опыт привел Вирджила к дурацкому «буддизму»? Невозможно ведь поверить в то, что он гей. Он бы на такое не осмелился, даже в отсутствие отца.
– Сознание первично, а материя вторична? Вопрос спорный, – заговорила София, отвечая на чей-то вопрос. – Непохоже, что сознание плывет, как облако, в поисках нейронов.
Все обескураженно молчали. И вдруг подал голос одиннадцатилетний Тиг:
– Может, это как радиоволны? Определенная частота?
Обычно Тиг в компании взрослых помалкивал. В семье Бендер он самый тихий и замкнутый. Удивительно, что он не только слушал родную тетю, но и понял, о чем она говорит.
Тиг или Тигр – так в семье называли Тейлора. София отнеслась к его вопросу серьезно, она, в отличие от многих взрослых, не относилась к детям снисходительно. Помотала головой. Нет, она так не думает. На радиоволны не похоже.
Тиг расстроился. Он так хотел впечатлить ученую тетю. Беверли почувствовала укол ревности.
Родные дети даже не пытались впечатлить ее. А зачем? Она же просто мама.
– Ты о чем, Софи? – Это уже Стив. – Отдельные слова еще можно понять, но вместе не складываются.
Такая неуклюжая шутка. Как все шутки Стива в адрес моей хорошенькой младшей сестры, подумала Беверли. София смущенно засмеялась. У нее не было никакого желания продолжать эту тему, видя устремленные на нее взгляды и бестолковые улыбки. Почему неясности науки кажутся людям смешными? Только не Беверли.
Ей-то хорошо известно, что смазливой младшей сестренке достаточно взглянуть на твою томографию, чтобы вынести тебе приговор. Забудьте про школьное личико и не тронутые помадой губы, из-за чего рот выглядит жестким. Она подберет точные научные термины, чтобы приговор прозвучал весомо.
– Софи, постой, – вклинился Том, словно спеша отгородиться от дискуссии. – Ты утверждаешь, что наше «я» не более чем облако – молекулы? – приплывшее из ниоткуда и уплывающее в никуда? Я правильно тебя понял?
София поерзала:
– Я ничего не «утверждаю». Это всего лишь теории, мне самой не вполне понятные. Я ведь не исследователь.
В ее мире «исследователи» принадлежали к высшей касте. Беверли это знала, хотя само слово было для нее не совсем понятным.
Том запротестовал:
– Наше «я» очень сильное. Внешнее, если не внутреннее. Вспомни нашего отца. Все, кто его знал, тебе подтвердят. Был только один такой Уайти, и он уж точно не был облаком.
Все горячо с ним согласились. За столом произошло оживление. Стив: «Да уж». Его брат Зак: «Хорошо сказал!» Брианна: «Ой, я так скучаю по дедушке!» Все озирались, словно ожидая увидеть сидящего Уайти с бокалом в руке.
(Но так ли это? Беверли вспомнила: когда отец лежал в больнице с инсультом, порой он говорил странные вещи. Галлюцинировал. Какие-то важные участки мозга были поражены, он не мог выговаривать слова, половина лица утратила чувствительность. Однажды Беверли пришла его проведать, и мать, поспешившая ей навстречу, вывела дочь в коридор и взмолилась: Дорогая, пожалуйста, не сейчас. Папа сегодня сам не свой.)
София была рада, что общее внимание переключилось на Тома и другие темы. Мужчины схлестнулись по поводу футбола: мяч должен постоянно переходить между игроками, и чем быстрее, тем лучше. Все говорили наперебой. Беверли перестала слушать, она обдумывала, когда убирать грязную посуду и подавать десерт. Почти все белое мясо съели и изрядную часть темного. Затейливая начинка тоже пользовалась спросом. А вот к дурацкой брюссельской капусте с ошметками миндаля, которую Лорен принесла в пенопластовом контейнере, уже подувядшей и совершенно холодной, едва притронулись. Беверли ее переупакует и вернет Лорен:
