Нижегородский откос - [102]

— Какой горячий… А? Как сейчас из самовара.

Вдруг один из радистов вынул из кармана кусок самодельного «постного сахара» (жена варила) и положил его подле кружки Владимира Ильича. Владимир Ильич взял этот кусочек, пересчитал присутствующих и стамеской раздробил кусок на равные доли по числу людей. Я приметил, как он смерил взглядом все дольки еще раз и отщипнул от одного кусочка с горошину, не более, и приложил к другому. Для точности.

После этого инженера выступили старые большевики-нижегородцы. Они были соратниками нижегородцев-искровцев: Свердлова, Десницкого, Заломова.

Пахарев ловил себя на мысли, что он плохо еще знал высокообразованных ленинцев. В деревне ленинцами называли себя малограмотные активисты, которых он сам наставлял в политграмоте, по ним трудно было судить о руководящих кадрах партии. Старые большевики, Лурьев, даже отчасти Елкин и Вехин, открывали ему такие черты в психологии партийца, которым он старался невольно подражать.

Когда Сенька пришел в общежитие, все еще говорили о кончине Ленина. С Лениным его связывала самая сокровенная тайная близость: с юности Ленин был для него воплощением правды, добра, справедливости и духовного величия. Сенька отвернулся к стене и в тяжелой скорби перебирал в памяти все те моменты деревенской своей работы, когда он Лениным вдохновлялся, Лениным жил и дышал.

ЮБИЛЕЙ ИНСТИТУТА

— Пахарев, ты погоди, задержись на минуточку, с тобой особый разговор предстоит, — сказал Елкин после того, как заседание пролетстуда, посвященное предстоящему юбилею института, закончилось и комиссия пошла к двери.

Пахарев остался наедине с Елкиным.

— Вот что, милый мой, — продолжал Елкин, делая все более и более важное и строгое лицо. — Хочу я знать, куда ты деньги деваешь? В нэпманы, что ли, метишь? Лавочку, может, откроешь или пивнушку заведешь? Чет-те что! Будь вот я на твоем месте, я не клал бы деньги в кубышку, а в первую очередь улучшил бы свое обличье. Из буржуазной культуры мы должны с тобой теперича брать самолучшее. Понял? Раскошеливайся, приобретай культурный вид, мы — не люмпен-пролетариат. Твои товарищи, посмотри, выглядят как огурчики. А ты? Глядеть совестно. У, жмот!

— Да я не жмот, с чего ты взял?

— Не темни! Мужицкое ваше нутро нам, пролетариату, хорошо известно. Мелкая все-таки буржуазия, хоть и называется крестьянством. Но мы не только боремся с мелкой буржуазией, но и за нее. Поэтому мы тебя не привлекаем к ответственности, а терпеливо перевоспитываем. Погляди кругом себя: чистится Россия, так и нам надо прифасониться (только тут заметил Пахарев, что на Елкине была новая рубака из сатина с застегнутым на все пуговицы воротом). Похож ты на заволжского бурого медведя. А ведь мы тебя назначили организатором дивертисмента на юбилейном вечере… Фигура! Что зрители про тебя скажут? Да и про нас, руководителей. Вахлаки! Разгильдяи вислоухие! Убедительно прошу тебя, прими культурный вид, чтобы все чин чином: куртка, рубаха, ремешок, ну и постричься, побриться… И в баню не мешало бы почаще…

— Может быть, маникюр, кстати, сделать? — насмешливо спросил Пахарев.

— Маникюр — нравственное падение.

— Или галстук повесить?

— Галстук — глупость, мы не настолько еще разложились.

— Или, может быть, шляпу, золотое пенсне? — допытывался Сенька.

— Шляпа и золотое пенсне — буржуазные предрассудки.

— А ногти красить тоже не надо?

— Не фиглярствуй, я дело говорю. Теперь ты приставлен к людям вышколенным и с душком: артисты, ну там декламаторы, певички, держи ухо востро, не подкачай. Конечно, для важности лучше бы всего приобрести тебе старую, поношенную студенческую куртку. И скромно, и официально, и попахивает какой-то преемственностью лучших культурных традиций прошлого, ведь студенты воевали с жандармами и против царя. Студент — синоним передового элемента. И куртка студенческая увековечена Репиным…

— Но где мне взять куртку?

— А про это сам думай, на то тебе голова дадена.

— На барахолке не видать. Портные и забыли, как студенческие куртки шьются… Да и денег нет…

— Ну, деньги у тебя есть. Это ты брось! Сам распределяешь работу. Так вот, раздобудешь куртку во что бы то ни стало. Только сорви пуговицы с царскими орлами. Без куртки на юбилей и не приходи.

— Ты подскажи, как это сделать.

— Говорю, свою голову надо иметь на плечах, Семен…

И он дал знать, что разговор закончен.

Проходя мимо витрины магазина, Пахарев пристально обозрел себя. Действительно, видом неказист, на погрузке он ужасно обтрепался. Брюки с бахромой, пиджак без пуговиц и с прорехами по швам, ботинки жрать просят. Прав Елкин, в таком виде стыдно быть организатором дивертисмента.

«Надо было отдавать отцу не все деньги», — подумал Сенька и решительно направился в ресторан «Не рыдай!». Теперь он твердо решился просить у Рыжего Ваньки в долг денег на костюм.

Был полдень. Ресторан был еще пустым. Ванька Рыжий сидел за столом в служебной комнате и обедал.

— Вот кстати, — сказал он. — Не хочешь ли ты, Сеня, приобрести костюм по дешевке? На днях здесь загулял один шалыган, напился вдрызг, а платить нечем. Оставил костюм у меня в заклад, да не явился. У нас целый угол этих костюмов накопился. Возьми, благодарить будешь.