Нижегородский откос
Роман «Нижегородский откос» завершает трилогию о Великой Октябрьской революции («Гремячая Поляна», «Юность», «Нижегородский откос») старейшего советского писателя. Здесь главный герой романа Семен Пахарев на учебе в вузе, В книге показано становление советского интеллигента, выходца из деревенской среды, овладевающего знаниями.
| Жанр: | Советская классическая проза |
| Серия: | Лауреаты Государственной премии им. М. Горького |
| Всего страниц: | 120 |
| ISBN: | - |
| Год издания: | 1982 |
| Формат: | Полный |
Нижегородский откос читать онлайн бесплатно
Постановлением Совета Министров РСФСР писателю Николаю Ивановичу Кочину за трилогию «Юность», «Нижегородский откос», «Гремячая Поляна» присуждена Государственная премия РСФСР имени М. Горького 1978 года.
КОЛЛОКВИУМ
Сенька вошел в светлый просторный зал с портретами великих ученых на стенах, где вокруг стола сидели важно профессора в сюртуках и манишках, и одурел от страха. Он каким ушел из деревни, таким и заявился сюда: в посконной рубахе до колен, в залатанных портках и в лаптях с дерюжьими онучами. Ноги в лаптях ему тут же удалось спрятать под стол, пусть не мешают поступлению в вуз. Он терпеливо ждал. У большого стола экзаменовали девицу с длинными косами, в узкой юбке, перехваченной в талии лакированным ремнем с пряжкой. «Из этих, из энтиллигенток».
Вдруг к нему подошел профессор Мошкарович, элегантный красавец мужчина, и сел рядом.
— Ну-с, займемся теперь с вами, — сказал он. — Вы — Пахарев?
— Я Пахарев.
— Из деревни?
— Из села. Дальнеконстантиновского уезда Нижегородской губернии.
— Там была Симбилейская вотчина графов Орловых… при крепостном праве. Тех Орловых, которые дали России Григория — фаворита Екатерины. Это ваши баре?
— Да, мой дед при крепостном нраве был графский.
— Итак, приступаем… по существу…
Мошкарович задавал ему вопросы о Гомере, о Данте, о «Молении Даниила Заточника» Сенька ежился, ерзал на месте: слыхом не слыхивал он этих имен. И сам себе казался жалким. Все в том же индифферентном тоне профессор спросил об Ибсене, о Шекспире, о темных разночтениях в «Слове о полку Игореве». И Сенька заерзал еще беспокойнее.
«Наверно, он меня считает совсем дураком, — подумал Сенька, — Зря я вломился в этот храм науки. Со свиным рылом да в калашный ряд».
— Но ведь вы что-нибудь да читали? — спросил профессор участливо.
— Даже очень много.
— Даже много. А что именно?
Торопясь и заикаясь от волнения, Сенька принялся перечислять все, что он перечитал за свою короткую жизнь. «Историю» Карамзина, Библию, Жития святых, Матвея Комарова, Рокамболя, всю серию Натпинкертонов и Шерлок Холмсов, Буссенара.
— Действительно много, и я этого не читал, — сказал довольным голосом профессор. — Впрочем, о Комарове, авторе «Милорда», я слышал… у Некрасова про него сказано:
Заметьте: «Милорда» глупого». И как это вам посчастливилось столько прочесть?
— Мы, деревенские, покупали эту книгу у тряпичников за куриные яйца. Это я вам перечислил не все, что прочитал.
— Прочитали вы немало, и не все это — вздор. Но лучше бы некоторые книги вовсе не читать. Есть еда, которая только засоряет желудок и ведет к самоотравлению организма. То же случается и с книгами. Книги — это ведь не только орудие просвещения, но в такой же степени и затемнения… Есть книги и книги… Вы что окончили?
— Педагогические курсы.
— Для поступления в вуз этого явно недостаточно.
— Что делать. Страсть хочется учиться.
Профессор поднялся с грустным лицом. Сенька тоже поднялся и вышел из-за стола: все ясно.
— Это… это… лапти?
— Да, лапти.
— Из чего они?
— Из лыка.
Профессор посмотрел на его ноги и изобразил деланное недоумение.
Сенька пояснил:
— Из лыка. Обдирают липу, получается лубок. Его обделывают и плетут лапти. Дешево и вольготно. Даже на главной улице есть учреждение «Чеколап» — чрезвычайная комиссия по заготовке лаптей.
— Видел, но не умел расшифровать. Это вы их сами сшили?
— Сам сплел.
— Н-да! Лапти. Не знал. Из лыка. Лапти, значит, плетут… Чудеса. Лапотная Россия собралась изучать Гомера. Ну что ж! Пожелаем вам успешно плести лапти.
Он поклонился Сеньке и бесшумно и грациозно отошел к экзаменационному столу.
«Иду ко дну, — решил Сенька. — Экая деревенщина. Видно, век лапти плести».
Но тут подошел к нему профессор Астраханский. Он читал в институте курс древней истории и был человеком деликатным, мягким, говорил тихо, робко. Ученик Ключевского, он после окончания Московского университета всю свою жизнь провел за изучением исторических сочинений, знал в совершенстве древние и новые языки и на старости лет достиг звания академика. Но в ту пору он был рядовым профессором педагогического института.
Астраханский — сын нижегородского священника, знал простонародие. И о Сеньке уже составил свое впечатление: «Вижу я в котомке книжку, знать, учиться ты идешь…»
Он старался задавать Сеньке самые элементарные и доступные деревенскому пареньку вопросы, но ничего не получалось. Изо всей римской истории Сенька знал только о Нероне, который сжигал христиан, да о Спартаке, который поднял рабов, и то в такой фантастической интерпретации, что лучше бы и не знать. Наконец, выбившись из сил, профессор напал на золотую жилу: он спросил об аграрных реформах Гракхов. Глаза экзаменующегося оживились, вспыхнули веселым огнем, и Сенька, который начитался из местных газет о Гракхах, закатил агитационную речь об эксплуатации мужиков помещиками всего мира. Он заклеймил нижегородских помещиков Шереметевых, Орловых, Пашковых, выложил все, что знал от дедушки и бабушки. Все это к римской истории не имело, разумеется, никакого касательства, но это имело касательство к трагедиям последующих лет. Сенька рассказал красочно о разновидностях нищих на Руси, о попрошайничестве как промысле, который особенно был развит в Лукояновском уезде; о хронических крестьянских голодовках, об осиновой коре, жмыхе и лебеде как подсобном корме скота и пище деревенских жителей в ту пору, о земельных реформах, которые он проводил в бытность комбедов, о разгроме помещичьих усадеб.
