Нить Эвридики - [19]

— Понятно. Значит, развод был невозможен.

— Какой там развод… Это только муж мог оставить жену и жениться на другой. Я же тоже молодая и глупая была. Думала, может, полюблю. Или ради детей буду жить.

Я осторожно её разглядывал. На вид она была старше Медеи, выглядела более усталой. Но глаза горели так же. Она из той же породы женщин, не готовых прощать мужчинам попрание своих прав.

— Но оказалось, любить детей от нелюбимого человека не получается. Только старшую я любила — она не его была… Лицом и статью она походила на меня, так что едва ли он догадывался… А может, и догадывался… Во всяком случае, именно её, мою единственную радость, ему потребовалось принести в жертву, чтоб одержать победу в той войне… Мне, или любой другой какой из жён, скажи, какая радость была от той войны? Ну, мне, правда, была — как надеялась я, что он не вернётся назад… Отнять любимую дочь у матери — ради своей алчности, ни ради чего другого! Елена из всех только Менелая разве что интересовала, остальные отправились туда грабить! Мужчинам ведь война — любимейшее развлечение…

Я окончательно убедился, кто передо мной. Клитемнестра, жена Агамемнона, брата Менелая, мужа той самой Елены Прекрасной. При том сама она этой Елене — сестра. Да, такие браки тогда были не редкость — женились оптом, коллективно и без долгих раздумий. Рекорд, пожалуй, принадлежал семье милых девушек с кувшинами — переженить пятьдесят юношей и пятьдесят девушек разом… Неудивительно, что были несогласные.

— Ну, мы идём? — легка на помине, подскочила одна из этих девушек.

Я встряхнулся.

— Идём, конечно. Вы, должно быть, идёте с нами?

— А куда мне деваться? Хотя вообще-то показываться на глаза Аиду мне бы было нежелательно, а то ещё новое наказание придумает взамен этого. Меньше знает — крепче спит. Ну, хоть пройдусь маленько.

— А гидра? — напомнила Медея, — убей её, герой. Иначе, когда она очнётся, то может отправиться в погоню.

Я посмотрел на мирно спящую гидру.

— Жалко. Видно, не такой уж я герой, но… не могу. Сейчас она такая беззащитная, хоть и чудовище. А если догонит… Ну, тогда придётся сражаться.

В нашей немаленькой уже процессии произошли перегруппировки. Впереди шли теперь Медея, Ясон и дети. Волосы Ясона, слипшиеся от слизи гидры, напоминали дредды хип-хоперов. Следом шёл я, теперь на мою руку опиралась Клитемнестра. Сзади старики — Тантал и Сизиф — брюзжали что-то на тему нравов молодёжи. И явно было с чего — не нарадующиеся внезапной, после тысяч лет, лёгкости бытия, Данаиды вовсю шумели и буянили, трещали, как сороки и хихикали, то и дело кого-то вышучивая, в том числе стариков.

Ну и, конечно, свита теней, для которых мы были первым за многое-многое долгое время событием.

К слову, гидра нас так и не догнала. Решила, видно, что это забота Аида — подкидывать ей новые игрушки, а она за ними бегать не обязана. Клитемнестра продолжала рассказывать мне свою историю, восхитившись, между прочим, моим милосердием в отношении гидры.

— У нас, знаешь, и к побеждённым людям милосердие было не всегда и не у всех. И стариков, и детей убивали без особой жалости. В той же Трое… Я сама, знаешь, не особо жалостлива, но в мужчинах этого, странное дело, не любила. Вот многие меня осуждали за Эгисфа… Да все, если честно. А я его действительно любила. Да, героем он не был, в войне этой проклятой не участвовал… Ну так и что же? Да, он был слаб, где-то даже трусоват… Зато он был мягкий, спокойный человек, умный, образованный, отличный собеседник. А жестокости мне и своей на двоих хватало. Хотя чего я такого жестокого сделала? Мужа убила? Ну да. Но у меня другого выхода не было. Дети… Ну, Ореста я услала подальше с глаз — чтоб не мозолил, уж очень на отца походил… Электру сгоряча за кого попало замуж выдала — уж очень она допекла меня жалобами на судьбу. Ну что ж? Всё это я признаю. Вины своей не отрицаю, но ведь и ко мне жизнь не была бархатной.

— Да как я успел заметить, она у всех вас была незавидной. В целом…

— Сравнить мне, конечно, не с чем. Но всё же душа, когда осознаёт себя душой, вне тела, начинает понимать больше. Не знаю, герой, какие люди живут в твоём мире, как они живут и во что верят. А мы… Такова вот наша вера, весь наш образ мыслей и уклад жизни. Мы только пока живём — живые. Пока у нас есть тело. Мы телом живём, ощущением. Пьём кожей солнечный свет, услаждаем свой желудок вкусными яствами, свой взор — красивыми вещами, свой слух — музыкой… Понимаешь ли ты меня?

— Понимаю.

— Трепещущие тени, которыми мы становимся здесь, ничего уже не могут ощущать, да и ощущать здесь нечего. Кроме мук, определённых за злодеяния, кроме ужаса и тоски.

— Что же, у вас праведные никакой награды не получают?

— Никакой. Да и какие у нас праведные… Всё, что можно испытать, мы при жизни испытываем. И милость богов, и немилость. Потому-то каждый из нас при жизни стремится взять всё, что может взять. Будь счастлив, пока жив и молод, пока у тебя есть сила и красота. Если чего-то не успел — никто не вернёт тебе этого за гробом. Поэтому бери, пока можешь взять. Пей, сколько сможешь выпить. И не поддавайся печали, не гляди вперёд — впереди маячит у всех одно. Конец всего, мрачное царство Аида…