Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [91]

Вавилов был в хороших отношениях с поддерживавшим его Кировым, и он, конечно, заинтересовался версией Лобова об убийстве Кирова; или, возможно, уверился в том, что Лобов на стороне генетиков. Убийство Кирова так и не было раскрыто. Он почти точно был убит по приказу Сталина. В марте 1941 года Лобов написал донос на Вавилова, а в конце апреля вышел на свободу.

Согласно досье НКВД, Лобов сообщил, что Вавилов «выявил себя как исключительно антисоветски настроенный человек», который проявляет «особую враждебность… к руководителям партии и правительства»[457]. Согласно материалам дела, Лобов якобы сказал: «… Вавилов продолжает быть убежденным махровым буржуазным ученым, и здесь, в тюрьме, не сложившим оружия перед советской властью. ‹…› Он прикидывается невинно страдающим, а приходя в камеру, продолжает высказываться резко враждебно против вождей партии и советского народа».

Показания Лобова, конечно, так же сомнительны, как и остальные документы дела, а то и более. Он покупал себе свободу и, очевидно, говорил своим хозяевам то, что они хотели услышать. Но некоторые из фраз, которые Лобов использует в своем заявлении, действительно мог бы произнести Вавилов. Он вполне мог назвать Лысенко «лжеученым». И на самом деле высоко ценил Бухарина как политического руководителя. Вполне возможно, что он назвал Мичурина «опытным» практиком, ничего не имевшим с подлинной наукой, – именно такие взгляды были у Вавилова на пожилого садовника из Козлова. Ему также могли принадлежать слова, что Сталин и Молотов «простые смертные, как и все люди, а не те боги, какими их сделали пресмыкающиеся аллилуйщики».

В начале лета 1941 года Хват был готов закончить следствие, но перед этим его начальству потребовалось что-то дополнительное для подкрепления обвинения, подстраховка на случай, если их поймают за руку на непонимании научной стороны дела. Хват организовал «экспертную комиссию» для изучения научных ответов Вавилова, чтобы следственное дело не выглядело бессмыслицей для ученых. Руководил подбором специалистов прямой начальник Хвата майор НКВД Степан Шунденко. Это был тот самый Шунденко – в прошлом аспирант ВИР и тайный осведомитель НКВД. «Экспертная комиссия» была липовой; ее появление было свидетельством того, что к делу Вавилова приложил руку Лысенко. Шунденко составил список из пяти кандидатур, лично «согласованных» с Лысенко. Из этих пяти человек четверо позже будут охарактеризованы как «враждебно настроенные» против Вавилова, а один из них его «просто ненавидел».

Заключение на тридцати одной странице полностью поддержало обвинения против Вавилова во вредительстве. Вместо того чтобы применять растительные ресурсы для повышения производительности растениеводства, ВИР использовал их «для обоснования метафизических и антидарвинистских концепций», а «состав сотрудников ВИР всегда отличался большой засоренностью соц. чуждыми элементами». Еще в 1940 году в ВИР «было дворян – 21, духовного звания – 8, почетных граждан – 12, торговцев – 10, мещан – 40»[458].

Спустя четырнадцать лет после «экспертизы», в ходе реабилитации Вавилова, один из «экспертов» сознался, что экспертиза была сфабрикована. Иван Якушкин, ботаник и секретный сотрудник ОГПУ, который доносил на Вавилова с 1930 года, был одним из первых осведомителей, поставлявших информацию для досье на Вавилова. На момент назначения в «экспертную комиссию» Якушкин занимал высокий пост в ВАСХНИЛ при Лысенко. Он рассказал, что заключение писали не сами «эксперты»: его подготовил кто-то другой, предположительно майор Шунденко. «Экспертам» зачитали готовый текст, и те быстро поставили под ним подписи. Якушкин сознался в участии в подлоге: он подписал заключение, хотя был не согласен со многими фактами. «…Не подписать заключение тогда я не мог, так как была такая обстановка, что боязно было отказываться от подписи заключения», – признался он позже[459].

Однако война вмешалась в подготовку этой фальшивки. 22 июня 1941 года Германия вторглась в Советский Союз. Следователи НКВД получили распоряжение завершить все расследуемые дела. Хват спешно провел череду последних очных ставок. Картину физического состояния Вавилова в те особенно кошмарные дни рисует художник Григорий Филипповский, который говорил, что делил камеру с Вавиловым. Филипповский вспоминал: «Каждую ночь Вавилова уводили на допрос. На рассвете стража волокла его назад и бросала у порога. Стоять Николай Иванович уже не мог, до своего места на нарах добирался ползком. Там соседи кое-как стаскивали с его неестественно громадных ног ботинки, и на несколько часов он застывал на спине в своей странной позе»[460].

29 июня Хват завершил следствие и был готов передать дело в прокуратуру. Оставалось только подобрать вещественные доказательства из материалов, конфискованных у Вавилова во время обысков у него дома в Москве и Ленинграде, в кабинете в ВИР и в Пушкине. Для приобщения к делу были отобраны: Манифест «Великорусского Союза», фотография А. Ф. Керенского, брошюра 1922 года «Хлеба в России» авторства Р. Э. Регеля с предисловием Вавилова, где он выражал опасения за судьбу отечественной науки в случае гонений на буржуазных специалистов; предупреждение Вавилову из ВАСХНИЛ об обсуждении советского сельского хозяйства с иностранцами и копии двух ходатайств Вавилова в защиту арестованных сотрудников ВИР.