Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [39]
«Климат Зибака суровый, – записывал Вавилов. – Население бедное. Одежда ужасающая. Несмотря на холод, люди полуголые. Чай пьют за отсутствием сахара с солью». Караван идет все выше. «‹…› Ночь проходит около пещер у костров. К утру ручей покрылся ледяной коркой. ‹…› Караван передвигается с трудом. Лошадей приходится вести, люди и лошади вязнут в снегу».
Кишлак Пронз на высоте 2880 метров казался другим миром по сравнению с остальным Афганистаном. Похоже, что здешние женщины ощущали свою силу: они чувствовали себя свободно и легко вступали в разговор с афганскими солдатами из Кабула. Здесь было много белокожих детей с арийскими чертами лица. Вавилов – хоть и ботаник, а не антрополог – отметил: «Гиндукуш является мощным барьером, отделившим издавна мир кафиров. Язык резко отличен в корнях. Записываем новый лексикон. ‹…› Пшеница, ячмень называются иначе…»
Путь по тропинке вдоль реки Парун был, по описанию Вавилова, «незабываемый»: «Несколько раз разгружаем вьюк и переносим его на руках, а лошадей с усилием переводим с обрывов. Они падают, попадают в трещины между скалами. Двигаться можно лишь с отчаянной медленностью. Никакой дороги здесь нет. Через каждый час то одно, то другое несчастье. Вот лошадь повисла над обрывом, ноги в трещине; вот ягтаны катятся с обрыва к реке».
Вавилов продолжает свой трудный поход: «Около Вамы начинают попадаться крошечные площадки под пшеницей, просом, сорго-джугарой…‹…› Население Вамы арийского типа, по смуглому лицу похожее на итальянцев и испанцев; лица приветливые; мусульмане. Женщины ходят открыто, совершенно свободно. Дети и мужчины в козьих шкурах, шерстью внутрь, без рукавов. Так, вероятно, одевались и первые люди Земли».
«23 октября. С трудом выезжаем из Вамы. Никто не соглашается сопровождать караван, указывая, что в следующем селении, Гурсалике, много разбойников (дузт). С трудом удается уговорить четырех кафиров, выдав им вперед по 5 рупий, с условием довести нас хотя бы за несколько километров до Гурсалика, не входя в него. Путь отчаянный, пригодный только для пешего хода и для коз. ‹…› Проходим полуразвалившийся мост. Первая лошадь провалилась в переплет моста из сучьев. Кое-как ее удалось спасти. Ремонтируем мост, приносим деревья, камни. Проводники из Вамы устраивают “забастовку” и намереваются вернуться домой, возвращая даже выданные вперед рупии. Кое-как их уговариваем остаться. Тропинка идет то по извилистому руслу р. Парун… то по крутым берегам. Перевьючиваем то и дело лошадей. Значительную часть пути несем вьюки на руках. ‹…› За 2–3 км проводники бросают караван и быстро убегают по направлению к Ваме».
На границе с Северо-Западной пограничной провинцией (Британская Индия) караван вошел в запретную зону между Афганистаном и Индией. Вавилов знал, что ему не следовало там находиться, особенно в его псевдодипломатическом статусе советского «торгового представителя». Однако в ходе экспедиций ученый проявлял довольно пренебрежительное отношение к политике; на первом месте стояла наука, а политика не должна была мешать поиску родины пшеницы или любой другой сельскохозяйственной культуры. Но иногда он мог натолкнуться на что-то любопытное по воле случая.
Так, Вавилов позже рассказал коллеге, что, будучи в запретной зоне на индо-афганской границе, сфотографировал «целый альбомчик» британской крепости, приблизившись к ней по малоизвестной тропе. Его коллега был шокирован – Вавилова могли обвинить в шпионаже. Но тот только смеялся. Ему-то было важно найти пшеницу, а не крепость[167].
Гостеприимный местный губернатор очень хотел, чтобы Вавилов дождался прибытия английского полковника из Читрала, пограничного поста в нескольких милях внутри Индии, но Вавилов не хотел неприятностей. «Эта встреча нам мало улыбалась», – заметил он. Он прекрасно понимал, что английский эмиссар вряд ли обрадовался бы, узнав, что советские агрономы путешествовали по закрытой зоне вдоль индийской границы. «Переночевав… мы поспешили на юг. …Экспедиция получила дополнительный отряд пеших солдат в 8 человек ввиду опасности дороги и как почетный караул»[168].
27 октября караван вошел в Джелалабад. На остаток маршрута до Кабула к ним прикомандировали двух верховых солдат в дополнение к постоянным спутникам-сипаям.
По возвращении в Кабул Вавилова предупредили о крупных беспорядках на юге Афганистана, но он был намерен закончить свой исследовательский обзор: «…Во что бы то ни стало надо пополнить крупный пробел – собрать образцы семян в Южном и Юго-Западном Афганистане, в районе Кандагара, Фараха, по границе с Ираном». На юге страны Вавилов «собрал тьму лекарственных растений. Нигде в мире не видел столько аптек, аптекарей, как на юге в Афганистане, целый цех табибов-аптекарей. Так и определил Кандагар городом “аптекарей и гранатов”. Гранаты бесподобные»[169].
24 декабря 1924 года, спустя шесть месяцев после того, как экспедиция вступила в Афганистан, Вавилов с коллегами сели в неторопливый поезд, который шел в Москву через Самарканд. На следующую ночь, когда состав переходил с одной ветки на другую, Вавилов направился в вагон-ресторан. Работники железной дороги забыли соединить переходные мостики между вагонами, и Вавилов провалился – к счастью, повиснув на буфере. «5 тыс. км по вьючным тропам и горным кручам Нуристана, безводным пустыням оказались менее опасными, чем передвижение по железной магистрали, – написал он. – Поневоле станешь фаталистом!»
