Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода - [102]
Сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина проходила с 31 июля по 7 августа 1948 года. Как и до этого, выступления сторонников Лысенко были догматичны, оскорбительны и пренебрежительны по тону; и их было в шесть раз больше, чем докладов генетиков. Последние призывали «прекратить полемику и вражду», но этому не суждено было произойти. Сталин принял решение закончить диспут в пользу Лысенко. Вечером 6 августа, накануне последнего дня сессии, он еще раз вызвал Лысенко в Кремль. Сталин поручил Лысенко объявить, что его направление в биологии – лысенкоизм – получило одобрение Центрального комитета, хотя этого одобрения официально еще не было. Сталин продиктовал Лысенко первый абзац заключительного выступления.
На утреннем заседании сессии 7 августа 1948 года Лысенко начал свою речь:
«Товарищи! Прежде чем перейти к заключительному слову, считаю своим долгом заявить следующее.
Меня в одной из записок спрашивают, каково отношение ЦК партии к моему докладу. Я отвечаю: ЦК партии рассмотрел мой доклад и одобрил его».
Дальше стенографист конференции пометил в отчете: «Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают»[517].
Сергей Вавилов напишет в своем дневнике: «Газеты, полные Лысенки. Его триумф»[518].
Спустя двадцать один год после того, как корреспондент «Правды» описал тощего молодого уроженца украинского села Карловка в пшеничном поле как образцового перспективного советского сельскохозяйственного специалиста, Трофима Лысенко короновали как короля биологии. Стивен Джей Гулд позже назвал этот фрагмент выступления Лысенко «наиболее устрашающей фразой во всей научной литературе ХХ века»[519].
За восемь дней так называемой «публичной дискуссии», которая заняла пятьсот тридцать одну страницу стенографического отчета, ни разу не были упомянуты ни Николай Вавилов, ни его институт в Ленинграде, ни опытная станция в Пушкине, ни знаменитая на весь мир коллекция семян. Как будто их никогда не существовало.
В ходе чистки, которая последовала за августовской сессией ВАСХНИЛ, около трех тысяч ученых-биологов были уволены – на их место в университетах, научных учреждениях и вузах по всей стране назначались кадры Лысенко. Был заменен директор старейшей Тимирязевской сельскохозяйственной академии, «Петровки», а сам Лысенко возглавил там ключевую кафедру селекции и семеноводства полевых культур. Многие подвергались травле, унижениям и требованиям отказаться от своих взглядов. Исследователей изгоняли из вавиловского ВИР.
Генетик, доктор биологических наук Владимир Эфроимсон, давнишний критик Лысенко, арестованный в 1932 году и вышедший на свободу в 1935 году, присоединился к послевоенному развенчанию Лысенко и был арестован как «социально опасный элемент»[520]. Заведующий кафедрой физиологии растений МГУ Дмитрий Сабинин был отстранен от работы. Он застрелился, не выдержав травли. Иосиф Рапопорт, ученый-генетик и ветеран Великой Отечественной войны, решительно выступивший с критикой воззрений Лысенко на августовской сессии ВАСХНИЛ, был исключен из партии.
Лысенковцы праздновали свой триумф. Их осыпали научными степенями, почетными званиями, премиями, орденами и медалями. Они получали прибавки к зарплатам, квартиры, дачи и личные автомобили. Лысенко в честь пятидесятилетия вручили еще один орден Ленина. В объявлении о награждении говорилось: «за выдающиеся заслуги в деле развития передовой науки и большую плодотворную практическую деятельность в области сельского хозяйства»[521].
Когда известия об августовской сессии ВАСХНИЛ дошли до друзей и почитателей Николая Вавилова по всему миру, они вызвали всеобщее возмущение. Сэр Генри Г. Дейл, до 1945 года занимавший пост президента Лондонского королевского общества, отказался от звания почетного члена Академии наук СССР. (Он направил свое заявление президенту Академии наук СССР Сергею Вавилову.) Сэр Генри протестовал против того, что Николай Вавилов, «этот выдающийся русский ученый», был «заменен Т. Д. Лысенко, проповедником доктрины эволюции, которая, по сути дела, отрицает все успехи, достигнутые исследователями в этой области со времен, когда в начале XIX столетия были опубликованы рассуждения Ламарка». Он осуждал, что «…великое построение точного знания, которое продолжает расти усилиями последователей Менделя, Бэтсона и Моргана, подвергнуто отрицанию и поношению…». Постановления президиума Академии наук, которые подчиняли лысенкоизму всю преподавательскую работу в школах и университетах СССР, он считал «ясным выражением политической тирании».
Насильственная победа Лысенко переросла в спонсируемый государством персональный культ. Его портреты висели во всех научных учреждениях, а в художественных магазинах продавались его бюсты и барельефы. В некоторых городах ему установили памятники.
Сергей Вавилов с растущей болью в сердце смотрел на то, как уничтожается наследие его брата, и остро переживал собственное зависимое положение. Его здоровье значительно ухудшилось. В 1949 году Сергей Иванович обратился к Сталину с просьбой о реабилитации брата. В написанном от руки письме он описывал их с Николаем детство и то большое влияние, которое Николай оказал на его жизнь, насколько он помог ему; о том, что без этой поддержки сам бы он не состоялся как крупный ученый.
