Николай Рерих - [25]
Похороны почтенны, но немноголюдны. Константина Федоровича успели забыть — другие нотариусы оформляют деловые документы и завещания состоятельных петербуржцев.
Утомительно проходит ликвидация конторы, раздел наследства…
Наконец — перрон, уходящие назад окраины Петербурга, граница, Берлин — гостиница «Континенталь», Дрезден с его галереей, Мюнхен, Франция…
Марья Васильевна ежемесячно высылает сыну сумму, вполне достаточную для жизни. Сначала он живет в «Отель де Бургонь» — «Бургундском отеле».
Осмотревшись, снимает мастерскую на одной из улиц Монмартра — большую комнату с огромным окном, столом, умывальником, с лампой, которая вечером освещает небольшой круг. Пощелкивают угли в железной печке, шумит за окном толпа. Здесь хорошо читать письма из дому, по-прежнему добрые письма от Стасова: тот советует познакомиться в Париже с антропологом, этнографом, палеонтологом Федором Кондратьевичем Волковым, радостно сообщает о новых ядовитейших карикатурах Щербова на Дягилева в «Шуте».
Многих художников, в том числе русских, привлекает обаятельная суета Парижа, возведенная в религию суетность. Всех художников, в том числе русских, привлекает Париж — столица современного искусства. Город, запечатленный теми художниками, которых Стасов тоже честит «декадентами», — Дега, и Моне, и Тулуз-Лотреком. «Когда сидишь в кафе на одном из шумных бульваров Парижа и лампочки только что зажгутся под маркизами, и сотни, тысячи людей, мужчин и женщин, вечно куда-то спеша, проносятся мимо с желтыми рефлексами от электричества и синими от темнеющего неба, то кажется, что начинаешь понимать всю нервность этой живописи. Ни в одном городе нет этой бездны кафе, и нигде художник не имеет перед глазами этой вечной борьбы искусственного света с небом, этих тонких, изумительно красивых, желтоватых и голубоватых тонов, которые он наблюдает здесь… Мужчины в цилиндрах и женщины в какой-то пене из кружев, газа и меха, в красивых шляпках, беспрерывно мелькают перед глазами, каждое мгновение новая голова, новая шляпа, новые кружева»… Таким видел Париж начала девятисотых годов Игорь Эммануилович Грабарь, таким писал его Константин Коровин — шумящим листвой, отражающим вечерние огни в мокрых тротуарах. Для Рериха это равно суете. Он равнодушен к импрессионистам. Он видит в столице мира сочетание «циничного разврата» и «монастырской условщины».
Ни то, ни другое его не привлекает. Он не увлекается «новым Вавилоном», но наблюдает его жизнь: «Работаю я много, так что недавно должен был устроить передышку и дня три толкался по городу, а то голова даже начинает болеть. И рисую, и пишу, и сочиняю и большие вещи и малые». Посещает выставки, в том числе Всемирную, знаменующую рубеж веков. Разноязычные посетители выставки не знают, каким будет новый век. Думают, что будут ходить быстроходные автомобили, делающие километров сорок в час. Предполагают, что аэропланы настолько усовершенствуются, что будут даже брать по нескольку пассажиров. Вероятно, очень изменятся моды — юбки настолько укоротятся, что откроют щиколотку. А может быть, наступит братство всего человечества? Может быть, кончатся войны?
Россия представила на выставку не только меха и ткани. Россия представила павильоны, выстроенные по проекту Головина и Коровина, где выставлены кустарные изделия. Россия представила своих художников. Рядом с картинами Репина, Васнецова выставлен Рерих — «Сходятся старцы». Но разноязычные зрители восхищаются вихревыми малявинскими «Бабами», к «Старцам» же равнодушны. Картина не получает на выставке ни золотой, ни серебряной, ни даже бронзовой медали, так же, впрочем, как работы Васнецова.
Но это тоже относится к суете. Зато вечны в Лувре торжественные процессии Беноццо Гоццоли, северные мадонны Луки Кранаха, Дюрер, Гольбейн, Брейгель Старший. Из современных художников привлекают Бенар, Симон, итальянец Сегантини с его истовой любовью к земле, немец Ганс Марес с его даром истинного монументалиста, столь редким в XIX веке. А ближе всех оказывается недавно умерший Пюви (Пювис — говорили и писали тогда) де Шаванн.
Рерих видит его роспись ратуши, «Житие святой Женевьевы» на стенах Пантеона, над могилами знаменитых людей Франции. Там воплощен «принцип декоративной ритмичности» — величественные и легкие тела написаны почти силуэтами на фоне — впрочем, не на фоне, а в самом эпически спокойном пейзаже, словно возвращающем в семнадцатый век, к Клоду Лоррену. Священные рощи, страна блаженных — утраченный золотой век; впрочем, некоторые, например Анатолий Васильевич Луначарский, видят в живописи Шаванна «проблеск будущего, кусочек ясного неба, выглянувшего из-за туч современного угольного дыма, клубов пара и надвигающейся грозы».
Женщины Шаванна сильны и спокойны; люди его мирно трудятся в истинно братском содружестве — извлекают сети, полные рыбы, собирают плоды, жнут золотистые колосья. «Не помню, писал ли тебе о Пюви де Шаванне: чем больше я всматриваюсь в его работы, чем больше слышу о его рабочих приемах, его жизни, привычках, тем больше я изумляюсь большому сходству многого, что есть у меня» — это из письма Рериха в Петербург.
Эта книга о Леопольде Антоновиче Сулержицком (1872–1916) — общественном и театральном деятеле, режиссере, который больше известен как помощник К. С. Станиславского по преподаванию и популяризации его системы. Он был близок с Л. Н. Толстым, А. П. Чеховым, М. Горьким, со многими актерами и деятелями театра.Не имеющий театрального образования, «Сулер», как его все называли, отдал свою жизнь театру, осуществляя находки Станиславского и соотнося их с возможностями актеров и каждого спектакля. Он один из организаторов и руководителей 1-й Студии Московского Художественного театра.Издание рассчитано на широкий круг читателей, интересующихся историей театра.
Автор книги подробно прослеживает жизнь великого режиссера и актера, оказавшего огромное воздействие на развитие мирового театра. Станиславский предстает здесь продолжателем традиций реалистического театра и новатором, чья жизнь в искусстве во многом определила художественные свершения XX пека. Его спектакли, сценические образы, все его творческие открытия воссоздаются в тесной связи с общественной и художественной жизнью России, с поисками нового, революционного искусства в послеоктябрьские годы. В книге широко использованы архивные материалы, переписка, дневники, воспоминания самого Станиславского и его современников.
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.
Перед вами биографическая повесть о жизни и творчестве художника, великого голландского мастера, Рембрандта ван Рейна.Послесловие И. В. Линник.
Повесть о Крамском, одном из крупнейших художников и теоретиков второй половины XIX века, написана автором, хорошо известным по изданиям, посвященным выдающимся людям русского искусства. Книга не только знакомит с событиями и фактами из жизни художника, с его творческой деятельностью — автор сумел показать связь Крамского — идеолога и вдохновителя передвижничества с общественной жизнью России 60–80-х годов. Выполнению этих задач подчинены художественные средства книги, которая, с одной стороны, воспринимается как серьезное исследование, а с другой — как увлекательное художественное повествование об одном из интереснейших людей в русском искусстве середины прошлого века.
Книга посвящена замечательному живописцу первой половины XIX в. Первым из русских художников Венецианов сделал героем своих произведений народ. Им создана новая педагогическая система обучения живописи. Судьба Венецианова прослежена на широком фоне общественной и литературно-художественной жизни России того времени.
