Николай I - [254]
Вероятно, Александре Осиповне и Николаю Павловичу было что вспоминать. В дневнике за 10 марта 1845 года она отметила, как грустит Николай, когда рядом нет императрицы, которая поэтому так не любит оставлять его одного, уезжая за границу, как тогда говорили, «в чужие края». В тот день на особенно многолюдном «собрании» (вечере) у императрицы Николай Павлович подошел к А. О. Смирновой и сказал: «Вот уж скоро двадцать лет, как я сижу на этом прекрасном местечке. Часто удаются такие дни, что я смотрю на небо и говорю: «Зачем я не там? Я так устал…» «Я хотела продолжать разговор, — пишет А. О. Смирнова-Россет, — но он повернул на старые шутки. Пусть не мое перо их передает: я его слишком люблю»>{1763}.
Николаю Павловичу нравилось интриговать женщин и делать разные сюрпризы, хотя не все они удавались. Во время утренних прогулок по Дворцовой набережной в своей обычной офицерской шинели он стал встречать девушку с нотной папкой, которая спешила на уроки музыки, чтобы содержать своего ослепшего отца — бывшего музыканта. Император начал раскланиваться при встрече. Завязалось знакомство, и он был приглашен к ней домой на Гороховую улицу. Казалось, что девушка не узнала в уличном знакомом императора. Так думал Николай Павлович. Наступил назначенный день встречи, и во время своей дневной прогулки, изменив обычный маршрут, государь отправился на Гороховую. К его удивлению, лестница дома оказалась освещенной. Правда, это был тусклый фонарик с оплывшим огарком, но для Гороховой улицы, заселенной в основном мещанами, ремесленниками и мелкими чиновниками, и это была роскошь. «Осторожно поднимаясь по достаточно грязно содержащимся ступенькам, государь издали услыхал звуки музыки и ощутил какой-то странный запах, смесь подгоревшего масла с дешевым одеколоном… У одной из дверей горел такой же фонарь, как на лестнице. На двери значилась фамилия отца той молодой девушки, к которой направлялся государь». Однако когда он дернул за железную ручку, выглянувшая кухарка не пустила его на порог, заявив, что «барышня» ждет самого императора: «Так Вы по Вашему офицерскому чину и уходите подобру-поздорову». Раздосадованный неизвестно чем больше, то ли тем, что его узнала «барышня», то ли тем, что не пустила кухарка, Николай Павлович удалился>{1764}.
В отношениях с красивыми дамами из высшего общества император любил красивые и несколько театральные жесты. Как известно, признанным донжуаном был один из ближайших друзей Николая Павловича — А. X. Бенкендорф. Тем более любопытно его описание встречи императора с княгиней М. Меттерних (урожденной княжной Зичи) во время стремительного неофициального визита в Вену в 1835 году. После открытия мемориала в Кульме августейшие гости провели четыре дня в Праге. Здесь Николай Павлович неожиданно с рыцарской галантностью заявил австрийскому императору, что поедет в Вену, чтобы засвидетельствовать свое почтение императрице-матери. Во время этого визита Николай Павлович, почти никого не посетив, сделал одно исключение для княгини М. Меттерних, супруг которой оставался на маневрах. Вот что пишет А. X. Бенкендорф: «Княгиня Меттерних, осчастливленная приемом у себя государя, умоляла меня убедить его повторить еще раз свой визит к ней вечером. Опасаясь, быть может, остаться наедине с прелестнейшей женщиной, самым обворожительным образом предавшейся увлечению своей радости, государь взял с собой меня; но оказалось, что и она, движимая, вероятно, тем же страхом уединенной беседы с красивейшим мужчиной в Европе, вооружилась против него присутствием двух замужних своих падчериц. Свидание было чрезвычайно любезно с обеих сторон, но несколько принужденно»>{1765}.
В более привычной обстановке двора Николай Павлович умел быть не только изысканно вежливым, но еще и остроумным; он расточал комплименты, изредка нарушая требования этикета. Однажды на костюмированном балу у Елены Павловны (супруги Михаила Павловича) император примостился у ног Александры Федоровны, сидевшей в окружении фрейлин, и начал заигрывать с восемнадцатилетней Сайн-Витгенштейн>{1766}. Другой раз при разъезде он попытался сесть в карету одной из фрейлин, но блюстительница двора Михаила Павловича Е. В. Апраксина («Юнона во гневе», как называл ее из-за ее темперамента великий князь), схватила императора за фалды, и он должен был уступить
