Николай I - [253]
Разные слухи ходили про фрейлину А. О. Россет — «черноокую Россетти», вышедшую замуж в 1832 году за молодого дипломата H. М. Смирнова. Достоверно известно лишь то, что по секретному предписанию Николая I в качестве приданого вместо обычных 3 тысяч рублей, положенных штатным фрейлинам, ей было выдано 12 тысяч>{1753}. Сами воспоминания бывшей фрейлины в этом отношении скупы. Вот молодая девушка, еще не ставшая фрейлиной, но уже живущая при дворе, она в 1826 году прыгает в Царском Селе по замерзающим лужам, и вдруг из открывшегося окна слышит голос Николая Павловича: «Это было самое красивое дитя на свете… Оли, вот мои новые фрейлины… Это мило, вот так-то простужаются. Пойдите согрейтесь и вымойте ноги водкой»>{1754}. Затем, когда ее разувала прислуживающая фрейлинам девушка, он пришел проверить, как выполнено его пожелание, попросив показать ножку и отпустив соответствующий комплимент. Этот случай вполне мог иметь место в апреле 1826 года. 27 апреля камер-фурьерский журнал впервые фиксирует присутствие девиц А. О. Россет и А. А. Эйлер (внучки академика) с фрейлиной С. Г. Моден на выходе Николая I и Александры Федоровны в церковь в день рождения цесаревича Константина Павловича>{1755}. Отношения Александры Осиповны с мужем, который принес ей положение и деньги, необходимые для поддержки родственников, оставались прохладными. В своих воспоминаниях она непроизвольно сравнивает мужа с Николаем Павловичем, к которому не скрывает чувств: «По моему мнению, все мужья — свиньи; сделав детей своим женам, они полагают, что сделали всё, — все, за исключением императора Николая, идеального мужа и отца»>{1756}.
В дневниковой записи А. С. Пушкина за 8 марта 1834 года встречаем: «Вчера был у Смирновой], ц. н. — анекдоты»>{1757}. Обычно отмечается, что запись не поддается расшифровке; возможно, «ц. н.» — «царские наложницы». Если А. С. Пушкин не имел в виду саму А. О. Смирнову, то не поделилась ли она какой-то известной ей информацией? Впрочем, и это малоправдоподобно, поскольку в небольшой сохранившейся части дневника она слишком сдержанна. Однако чувствуется, как А. О. Смирнова ревниво присматривается к окружающим императора дамам. В дневнике 10 марта 1845 года она пишет, как вспоминала со своими приятелями 38-й год, когда она только что вернулась после трехлетнего отсутствия из Парижа: «Эта зима была одной из самых блистательных. Государыня была еще очень хороша, прекрасные ее плечи и руки были еще пышные и полные и при свечах на бале, танцуя, она еще затмевала первых красавиц. В Аничковом дворце танцевали всякую неделю в белой гостиной; не приглашалось более ста персон. Государь занимался в особенности бар. Крюднер, но кокетничал, как молодая бабенка, со всеми и радовался соперничеством Бутурлиной и Крюднер. Я была свободна, как птица, и смотрела на все эти проделки как на театральное представление, не подозревая, что тут развивалось драматическое чувство зависти, ненависти, неудовлетворенной страсти, которая не переступала из границ единственно от того, что было сознание в неискренности государя. Он еще тогда так любил свою жену, что пересказывал ей все разговоры с дамами, которых обнадеживал и словами, и взглядами, не всегда прилично красноречивыми»>{1758}. Упомянутая Амалия Максимилиановна Крюднер, формально урожденная Лерхенфельд, на самом деле была внебрачной дочерью прусского короля Фридриха Вильгельма III. До ее первого замужества в нее был безнадежно влюблен начинающий дипломат Ф. И. Тютчев. По своему происхождению она являлась побочной сестрой (кузиной) императрицы Александры Федоровны>{1759}. Она была честолюбива, любила быть в центре внимания и старалась чем только могла вознаградить себя за жизнь с нелюбимым мужем. Супруга военного историка сенатора Д. П. Бутурлина графиня Елизавета Михайловна Бутурлина (урожденная Комбурлей) была известной петербургской «львицей». Еще одна дама, с которой в ту зиму, по воспоминаниям Ольги Николаевны, танцевал Николай Павлович, — княгиня Зинаида Ивановна Юсупова (урожденная Нарышкина), жена гофмейстера Б. Н. Юсупова>{1760}.
Ревнивыми глазами, не признаваясь в том самой себе, А. О. Смирнова-Россет следит в первую очередь за двумя признанными красавицами Петербурга — А. М. Крюднер и Е. М. Бутурлиной, фиксируя даже отдельные аксессуары их костюмов: «Однажды в конце бала, когда пара за парою быстро и весело скользили в мазурке, усталые мы присели в уголке за камином с бар. Крюднер; она была в белом платье, зеленые листья обвивали ее белокурые локоны; она была блистательно хороша, но не весела. Наискось в дверях стоял царь с Е. М. Бутурлиной, которая беспечной своей веселостью более, чем простотой, всех привлекала, и, казалось, с ней живо говорил; она играла веером, смеялась иногда и показывала ряд прекрасных белых своих жемчугов… Я сказала m-me Krudner: «Вы ужинали, но последние почести сегодня для нее». — «Это странный человек, — сказала та, — нужно, однако, чтобы у этого был какой-нибудь результат, с ним никогда конца не бывает, у него на это нет мужества; он придает странное значение верности. Все эти маневры с ней ничего не доказывают»
