Николай I - [235]

Кстати, это одно из немногих свидетельств появления Николая Павловича в ландо — большой четырехместной карете с откидным на две стороны верхом, получившей свое название от немецкого города Ландау. Тогда он поместился на заднем сиденье рядом с И. И. Дибичем визави с двумя собеседниками на переднем сиденье, в том числе М. Чайковским. Обычно на ландо перевозили фрейлин. Таким же редким является упоминание о фаэтоне. Так, 10 марта 1838 года он отправился на нем вместе с Михаилом Павловичем из Аничкова дворца в Елагиноостровский^{1591}. В закрытых экипажах Николай Павлович мог оказаться только сопровождая Александру Федоровну в театр. Тогда он или садился в карету^{1592}, или отправлялся с супругой и дочерьми в «ландаве» (ландо)^{1593}.

Стремительное передвижение императора по дорогам поражало современников. Он почти всегда опережал маршрутные сроки. После взятия Варны (29 сентября 1828 года) Николай Павлович отправился в Петербург, чтобы поспеть к именинам матери, отмечавшимся 14 октября. Так как морская буря задержала его по пути из Варны, то он торопился. Выехав из Одессы в четвертом часу утра 8 октября вместе со своим спутником А. X. Бенкендорфом, он домчался до столицы за шесть дней, прибыв утром 14 октября ко дню рождения матери. Тогда А. А. Оленина записала в своем дневнике, рассказывая о болезни и смерти Марии Федоровны: «Взятие Варны вызвало у нее такую радость, что она заболела. Вначале болезнь не казалась опасной, но затем состояние стало ухудшаться. Император прибыл из армии накануне именин императрицы, 14 октября, десять дней спустя его матери не стало»^{1594}. Вернувшись в Петербург в сентябре 1833 года из Мюнхенгреца, Николай Павлович с гордостью пишет беспокоившемуся о его безопасности М. Ф. Паскевичу: «Доехал, как нельзя лучше, в горе фельдъегеря, в три дня и 13 часов»^{1595}. В том же году одновременно два человека — сенатор П. Г. Дивов и понимавший толк в быстрой езде А. С. Пушкин — отметили в своих дневниках, что император вернулся в Петербург 2 декабря, преодолев путь из Москвы всего за 38 часов^{1596}. Вероятно, этому способствовало завершение в том году строительства шоссе.

Со спортивным азартом Николай Павлович Добивался буквально рекордной скорости при передвижении. Возможно, одной из причин было то, что он плохо переносил медленную езду по плохим дорогам; в этом случае он страдал от мигрени и тошноты. Впрочем, возможно, император уступал также несколько тщеславному желанию удивить окружающих, а также сделать сюрприз родным или поспеть ко дню каких-нибудь семейных торжеств. Такими сюрпризами оказался богат 1835 год. Находясь на маневрах в Австрии, Николай Павлович неожиданно приехал в Вену, чтобы выразить соболезнования вдовствующей императрице. Тогда же он по просьбе княгини Меттерних нанес ей визит вместе с А. X. Бенкендорфом. К этой поездке относится уже упоминавшаяся шутка с владельцем венского магазина; последний, никак не ожидая столь быстрого прибытия российского императора, тогда сказал: «…То же самое было с покойным императором Александром. Думаем, что он в Вене, вечером его видели в театре, и потом паф, на другой день он в Пресбурге (Братиславе. — Л. В.) или Праге. Недаром у них в гербе птица орел! Они путешествуют не как принцы; они летают, как птицы»^{1597}.

В октябре 1835 года, возвращаясь из Австрии, Николай Павлович торопился на встречу с Александрой Федоровной. Из Тулы он выехал на обычных перекладных пошевнях в сопровождении следовавшего сзади на таких же санях А. X. Бенкендорфа. Только через несколько станций они пересели на высланные навстречу «государевы сани». Вспоминая об этом стремительном броске, А. X. Бенкендорф писал: «…По чудесной первопутке пролетели 140 верст, отделяющие Тулу от Москвы, в 7 часов. Из Москвы до Царского Села мы промчались всего в 38 часов, хотя, по случаю еще не везде установившейся зимней дороги, должны были несколько раз пересаживаться из саней в коляску»^{1598}. В 1849 году, когда Николай Павлович стремился поспеть в Петербург ко дню рождения Александры Федоровны (1 июля), у него в Луге сломалась коляска. Это не остановило императора; уже на «перекладных» он успел прибыть в Петербург накануне, 30 июня^{1599}.

В связи со строительством шоссе скорость передвижения увеличивалась, а само путешествие становилось более комфортным. В 1851 году император домчался из Елизаветграда (ныне Кировоград) до Петербурга за четыре дня и четыре часа, да еще с остановкой на сутки в Киеве. Средняя скорость передвижения по шоссе увеличилась до 480 верст в сутки, тогда как по обычным дорогам она составляла 340 верст. Тогда же восхищенный Брест-Литовским шоссе, Николай Павлович «за примерно-превосходное и совестное исполнение взятых на себя обязанностей» пожаловал подрядчика отставного поручика Вонлярского прямо в статские советники (5-й класс по Табели о рангах) с назначением одновременно состоять при I Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии.

Считая понедельник днем тяжелым (14 декабря 1825 года, кстати говоря, тоже пришлось на понедельник), император, по воспоминаниям современников, никогда не выезжал в дорогу в этот день, а предпочитал воскресенье, время сразу после литургии. По свидетельству одного из камердинеров (в пересказе полковника А. И. Энгельмейера, записанном И. С. Листовским), Николай Павлович и в дорожном быту любил постоянство: «Государь скоро привыкал к платью, экипажам и лошадям и не любил перемен. Если ему подавалась новая лошадь, он спрашивал: «Это что за лошадь?» — «Новая, Ваше Величество». — «Дрянь, слабосильна!» Затем делал такие концы, что лошадь возвращалась совершенно мокрою. «Я говорил, что слабосильна», — замечал государь, выходя из саней. Так же точно новый экипаж всегда казался государю с недостатком: «Короток, негде ног протянуть». По большей части новую лошадь или сани подавали в первый раз вечером, когда государь ехал в театр, а на другой день, на вопрос государя: «Это что за лошадь? Это что за экипаж?» — ему отвечали: «Вчера изволили ездить в театр, Ваше Величество». Замечаний уже не было»